Итог

 

                        А. Воин

                                                          7. 5. 11

 

1.         Что сделано и кого это задело

 

     Моя первая философская книга «Неорационализм» начинается словами: «Философия предназначена научить людей жить лучше». Эта фраза объясняет причину, по которой я - инженер, а затем физик – математик, занялся философией. Мой жизненный опыт показывал мне, что многое в этой жизни – плохо, неправильно, люди могли бы жить лучше, чем они живут. И происходит это потому, что они руководствуются неправильными учениями. В Союзе в то время жизнь шла по учению Маркса, на Западе восторжествовал экзистенциализм и близкие ему философские школы, послужившие философской основой сексуальной революции и неолиберализма, есть учения, которыми руководствуются меньшие группы людей, но ни одно из этих учений не казалось мне правильным и я нигде не видел жизни достойной человека. Будучи по природе неравнодушным, а с другой стороны, будучи в силу обстоятельств вовлеченным в деятельность, направленную на изменение этой жизни (был сначала диссидентом, затем сионистом), я не мог не задуматься над тем, куда мы, человечество, идем и куда надо идти. И не найдя удовлетворяющего меня ответа в других философиях, я начал создавать свою.

     Прошли годы и я увидел, что человечество не просто живет плохо, неправильно, но путь, который оно выбрало, ставит под угрозу само его дальнейшее существование. Появилась и продолжает нарастать опасность самоуничтожения человечества в результате ли атомной войны, или разрушения экологии, или техногенной катастрофы и т. п. И опять опасность эта связана с неправильными учениями, которыми человечество руководствуется. И моя философия, которую я считал и считаю правильным учением, стала в моих глазах еще более важной и нужной человечеству.

     Но сегодня, по прошествии, примерно, 30 лет, наступил для меня новый момент. Я не разубедился в объективной важности и нужности моей философии, скорее наоборот. Но 30-летний опыт борьбы за ее признание убедил меня, что человечество не хочет, чтобы его спасали. Т. е. никто, конечно, так прямо это не говорит. Большинство даже склонно поохать, повздыхать о том, какие времена настали: климат портится, экология, главное, продукты  стали хуже и дороже и т. п. Некоторые даже проявляют похвальную активность, борются за экологию, за мораль. Правда, под моралью одни понимают «Домострой», а другие – однополые браки. И договориться между собой, кто из них прав, они не в состоянии. Но глубокая философия, которая объяснила бы им и доказала, что на самом деле хорошо, а что плохо, оставляет их, в лучшем случае, равнодушными, в худшем раздражает. Их, впрочем, можно понять. Ведь предыдущие философии, в которые они верили, ничему хорошему их не научили.

     Но это относится к простым людям. А есть еще не простые: политики, интеллигенция по видам ее, в общем, учителя, проводники, пастыри народа. Эти к философии, хоть каким-то боком, но причастны, а многие из них любят в своей речи употребить время от времени чего-нибудь философского: само слово «философия» или какой-нибудь там «дискурс», или Канта помянуть, а то еще и процитировать. Но настоящая большая философия их не просто раздражает, но превращает ее автора в их личного врага, в борьбе с которым все средства хороши. Их подход к философии утилитарный. От философа они требуют, чтобы он служил их личному или групповому интересу (партийному, конфессиональному и т. п.). Истина и благо, даже выживание человечества их не интересуют. Либо ты служишь им, обслуживаешь их идеологию, ни в одном пункте не смея ее оспорить, и тогда они бросят тебе как собаке кость, мясо с которой они сами съели – на, обгладывай. Либо, если ты упорствуешь, отстаиваешь свою правду, свою позицию, даже если она не во всем противоречит ихней, а в чем-то и укрепляет ее, то ты не только не можешь рассчитывать на сотрудничество, хотя бы в тех пунктах, где твоя философия полезна им, но ты - враг, в борьбе с которым они объединяться со своими традиционными, привычными врагами из других партий, конфессий и т. п. А то, что они сочтут полезным для себя в твоей философии они постараются украсть у тебя по частям, исказив при этом и приписав это своим верным философским холуям. В результате за 30 лет я нажил себе столько врагов среди сильных мира сего всех мастей, что не только дальнейшая возможность развивать и двигать мою философию, но и сама возможность дальнейшего физического существования стоит под вопросом. Это и побуждает меня подвести итог всей моей философской деятельности, борьбы за признание моей философии и борьбы тех, кого она раздражает, против меня. А будет ли этот итог промежуточным или станет окончательным, покажет время.

     Лучше всего было бы просто закончить книгу «Философия и действительность», в которой я описываю и что привело меня в философию, и какие проблемы я пытался решить (и утверждаю, что решил), и почему это важно, и кого это задевает, и к каким последствиям для меня приводила каждая моя новая работа. Но период, который я успел описать в этой книге, заканчивается моим возвращением из Израиля в Киев в 1992 г., а с тех пор утекло много воды, много написано философии и публицистики и было много борьбы, а, значит, требуется еще много времени, чтобы закончить ее. Но времени этого, по указанным выше причинам у меня может не быть. Есть, правда, много статей, в которых я кусками объясняю, что дают мои работы последующего периода, кого они задевают и что делают мои враги против меня на разных конкретных этапах, кроме последнего, но, кстати, самого напряженного в этом отношении года. Но и на то, чтобы собрать весь этот материал воедино и дописать книгу, все равно, времени может не стать.

     Поэтому решение – такое: изложу сжато, опуская детали, всю картину сначала, отсылая за деталями к упомянутой книге и тем статьям, которые имеют отношение к делу, И только последний год опишу более подробно.

     Итак, израильский период. Здесь я начал свою философию и заложил ее основы в книге «Неорационализм». Книга небольшая по числу страниц, но более чем объемистая по содержанию. В ней изложена моя теория познания, теория детерминизма, свободы, теория оптимальной морали и рациональная теория духа. Почему все это важно, что, именно, это дает и кого задевает (настоящая философия не может никого не задевать)? Ну, во-первых, далеко не каждый, даже известный в мире философ может похвастать, что он создал собственные теории познания, детерминизма, свободы, этики и еще рациональную теорию духа. Но это – вопрос престижей. Суть же такова.

     Теория познания – это фундамент любой нерелигиозной философии. Религиозный философ, также как и богослов, и священник учит нас, как правильно жить, именем Бога. Он отправляется от не им написанного Писания, претендуя лишь на то, что он понимает и объясняет его и делает из него выводы лучше других. Ну, а на основании чего мы должны следовать рецептам от нерелигиозного философа как нам жить: строить ли нам капитализм или социализм, какую принимать мораль и систему ценностей и т. д.? Философов же много и у всех рецепты разные. Такой рецепт можно обосновать, только объяснив предварительно, что мир устроен так-то, общество – так-то, а человек – так-то и потому, если мы последуем рецептам данного философа, то будем жить хорошо, а в противном случае плохо. Но этих картинок устройства мира, общества и человека, опять же, много разных у разных философов и, опять же, возникает вопрос, какая из них соответствует действительности. Частично и на упрощенном уровне каждый может судить об этом без теории познания, потому что он сам является частью и мира и общества и сам есмь человек и имеет какой-то опыт, дающий ему представление и о других людях и об обществе. Но если бы этого индивидуального опыта было достаточно, то не было бы таких наук, как психология, социология и самой философии тоже. А заодно не было бы войн, революций, кризисов, стагнаций и т. п., ибо все бы знали и правильно знали, как нужно жить (или какой философии следовать), чтобы было всем хорошо. Поэтому и для этих картинок (как устроен мир, общество и сам человек) нужно обоснование. А для этого нужно, прежде всего, объяснить, как соотносится само наше знание с действительностью. Этим как раз и делает (должна делать) теория познания. И потому и занимались этой теорией (даже если так ее не называли) философы с древнейших времен и поныне и на роль великих претендовали практически только те, у кого было своя убедительная для его времени теория познания. Я же предложил свою, показав, что все предыдущие неверны.

     Что важного дает моя теория детерминизма? Каждому известно, что изменить состояние общества, ну, скажем, победить коррупцию или добиться подлинного равенства всех и т. п. очень непросто. Это потому, что процессы, текущие в обществе, обладают высокой устойчивостью. Поэтому важно знать, можем ли мы, имеющимися у нас средствами, достичь желаемого результата. Моя теория детерминизма позволяет это оценить хотя бы на качественном уровне.

     В моей теории свободы я показываю, что абсолютной свободы в обществе вообще не может быть, а есть некая оптимальная мера свободы, причем разная по разным направлениям. И что если в Союзе были ущемлены политические свободы, т. е. их уровень был намного ниже оптимального, то на современном Западе сильно преувеличены сверх оптимума свободы сексуальные.

     Последний вывод еще более подкрепляется моей теорией оптимальной морали.

     В теории духа я показал, что хотя бездуховность - абсолютно отрицательна, но дух это тоже не обязательно хорошо. Все зависит от того, на что направлена духовная идея и насколько она верна, осуществима и т. д. (Идея может быть благой, но утопичной и попытка ее осуществить приведет к отрицательному результату). И даже замечательные идеи могут со временем искажаться, портиться: фанатизироваться, догматизироваться и т. д. Я показал также, какую роль в умерщвлении духа идеи играет организация, создаваемая для продвижения этой идеи (церковь, коммунистическая партия и т. п.).

     Насколько все это важно, пусть читатель сам судит. Ну, а действительно ли я сделал это, читатель, опять же, может судить сам, прочтя книгу. Кой-какие индикации для последнего, впрочем, я подброшу в дальнейшем. А вот кого и чем, именно, задела эта часть моей философии?

     Если бы я написал эту книгу в Союзе, то раздражил бы ею власти и, так сказать, верующих от марксизма тем, что утверждал и обосновывал недостаток политических свобод в этом Союзе (есть в книге критика марксизма и по другим линиям). Как советская власть жестоко боролась, точнее, расправлялась с противниками своей идеологии, все знают. Но любая власть не любит тех, кто подрывает основы идеологи, на которой она себя выстроила. Правда, при демократии никому не запрещено провозглашать все, что угодно, и на подобные провозглашения власти не обращают никакого внимания. Но просто провозглашения не могут поколебать идеологический фундамент власти, поскольку за ним стоит философия, дающая ему обоснование. Поколебать его может только другая философия, успешно опровергающая первую. Поэтому-то настоящая философия и вызывает гонение властителей любой породы на создателя философии. Это произошло и в моем случае.

    Раздражило израильские власти мое опровержение сексуал – либерализма, который в Израиле, также как и на Западе, вообще, является (по крайней мере, являлся в то время) частью провозглашаемой властью идеологии. Правда, на первый взгляд может показаться, что это - весьма несущественная часть. Главное это – частная собственность, свободный рынок, свобода слова, права человека. А сексуальные свободы – это лишь часть прав человека. Но вспомним, куда девались после развала Союза великие диссиденты – борцы за политические свободы и права человека в широком смысле. Они как сквозь землю провалились, даже фамилий их сейчас вспоминается с трудом пяток. Да и самих политических свобод на территории бывшего Союза, хоть и побольшало, но до оптимума или до уровня Европы А еще далековато в этом отношении. Зато сексуал – либерализма в сегодняшней России – хоть одним местом ежь. Так кто победил советский тоталитаризм и развалил Союз: диссиденты, боровшиеся за политические свободы, или пропагандисты сексуал – либерализма? Певец Билли Джойль, приехавший в Россию вскоре после развала Союза, так и сказал: «Рок энд ролл (сексуальный либерализм в рокенрольной упаковке) победил советский тоталитаризм». Да и сегодня не надоедает повторять всяким эстрадным и политическим хохмачам, что в Союзе не было секса. Чушь это. Трахались в Союзе не меньше, чем на современном Западе с его виагрой и психоаналитиками, по одному на десяток населения. Не было пропаганды секса, не было (по крайней мере, столько сколько сегодня) проституции, порнографии, пидорасизма, педофилии и кино-теле-эстрадно-сексуальной блевотины. И это было правильно. Но победило не то, что правильно и хорошо для общества, а то, что разжигает и дает пищу низменным инстинктам. И, конечно, израильские власти (как и западные в целом) не могли не понимать силу и значение этого идеологического оружия и не могли позволить какому-то еще не получившему признания философу испортить им его.

     Как они расправились со мной, я описал в упомянутой книге «Философия и действительность». Здесь отмечу лишь то важное обстоятельство, что инцидент (якобы случайный), из-за которого (по официальной версии) я сел в тюрьму, случился в момент, когда должны были выйти в печати две мои книги: «Неорационализм» и публицистическая «Записки оле». В связи с посадкой они не вышли и продвижение моей философии было задержано на десятки лет.  И сегодня те, кто противится признанию моей философии, используют закулисно и факт моей отсидки, и клевету, возведенную на меня по ходу процесса. И еще. В книге «Философия и действительность» я привожу много фактов, подтверждающих, что судили меня на самом деле за мою философию, а не за инцидент, но один из них я хочу упомянуть здесь для связи с дальнейшим.

     В начале моей отсидки в израильском русскоязычном журнале «Сион» вышла часть моих «Записок оле». Сделала это моя соратница по борьбе за выезд евреев из Союза Людмила Лодина, бывшая в это время заместителем главного редактора журнала. Так вот, после этого ее не только уволили из журнала, но 2 года вообще не брали никуда на работу. Это – в демократическом Израиле, в котором действительно (а не только по конституции) - свобода слова и публикуют что угодно, написанное кем угодно, в том числе и сидящими в тюрьме. Но…не автора серьезной философии, которая может помешать власти (в отличие от просто критики). Эта история с вариациями повторялась затем уже вне Израиля.

     Что я успел сделать (написать) в философии со времени моего приезда в Украину в 1992г. На базе морей теории познания я разработал единый метод обоснования научных теорий, написал порядка 20 статей развивающий этот метод и дающий его приложения в самых разных областях. Наконец, написал книгу об этом методе. Далее я развил мою теорию духа в приложении к религии и написал книгу «От Моисея до постмодернизма. Движение идеи». (Первая часть «От Моисея до Иисуса Христа» и вторая – «Христианство»). Далее я разработал основы моей макроэкономической теории (около 20-и статей). И, наконец, написал ряд работ, касающихся глобального кризиса человечества и путей выхода из него. Кроме того я написал порядка 200 публицистических статей, десяток рассказов и часть книги «Философия и действительность».

     В чем я вижу важность этих работ?

     Единый метод обоснования научных теорий дает ответ на вопрос: что отличает науку от не науки, лженауки, псевдо науки. Важность этого вопроса соизмерима с важностью самой науки для современного общества. Она еще более возрастает от того, что в современной философии господствуют теории (главные из которых – экзистенциализм и пост позитивизм, но есть еще много других), релятивизирующие научное познание, утверждающие ненадежность знания, добываемого наукой , отсутствие в науке единого метода обоснования и т. д. Это привело к далеко идущим последствиям, как в самой науке, так и в обществе в целом. В науке, особенно гуманитарной, в которой не работает или почти не работает критерий практики, это привело к проникновению огромного количества посредственности и просто бездари, которые, пользуясь отсутствием принятого объективного критерия научности, просто затопляют научные издания потопом наукообразной болтовни. Это, мало того, что снижает эффективность науки, но приводит к тому, что в этом потопе тонут действительно ценные научные работы. Еще это приводит к субъективности оценок научным официозом важных работ на новых направлениях, как это было, например, в Союзе с генетикой и кибернетикой.

     Что касается общества и человечества в целом, то отсутствие и непризнание единого метода обоснования привело, прежде всего, к такому явлению, как плюрализм, понимаемый не как право каждого отстаивать его понимание истины, а как наличие многих равноправных истин – правд, у каждого человека, народа, страны и т. д. Но поскольку правда – истина для нас важна не только в абстрактных вопросах типа, сколько чертей может поместиться на конце иглы, но и в жизненно важных, а зачастую конфликтных, то на практике получается, что прав не тот, кто действительно прав, а тот, кто сильней или у кого мощней средства массовой пропаганды. Непризнание единого метода обоснования приводит также к отсутствию общего языка на переговорах по мирному разрешению всевозможных международных конфликтов. Это в свою очередь приводит к тому, что либо договориться не удается, либо решение навязывается одной из сторон силой и недовольство, связанное с ощущением несправедливости решения, накапливаясь, приводит со временем к новому взрыву. Без признания единого метода обоснования затрудняется также разрешение таких проблем, как нахождение общего языка и примирение между представителями различных религий и конфессий и многих других. Наконец, непризнание единого метода обоснования и связанное с ним обесценивание значения фундаментальной теории (теория без обоснования или с обоснованием, которое для одних обоснование, а для других – нет, теория ли?) отражается на внутриполитической жизни западных стран. Оно приводит к подмене политики, основанной на идеологии, в свою очередь основанной на фундаментальной теории, политиканством, политтехнологиями, надуванием щек на экранах телевизоров для произведения впечатления на электорат по рецептам психологов и т. п.

     Я в своих работах по единому методу опроверг аргументы пост позитивистов и других релятивизаторов науки и показал, что наука таки обладает единым методом обоснования ее теорий и что именно это отличает ее от не науки, лженауки и т. д. Этот метод был выработан самой рациональной наукой в процессе ее развития, но до сих пор существовал лишь на уровне стереотипа естественно научного мышления и в эталонных теориях – образцах типа механики Ньютона. Я обобщил этот метод, доработал его и представил эксплицитно. На основе метода я уточнил понятие научной теории, дал способ определения границ ее применимости и уточнил разницу между теорией и гипотезой, которая на сегодня оказалась размытой даже в физике.

     Кроме того, этот метод до сих пор существовал, даже на уровне стереотипа естественно научного мышления, только в сфере самих естественных наук. Гуманитарные его до сих пор не ведали вовсе. Естественные науки благодаря этому развивались поступательно, какие-то гипотезы принимая всем научным сообществом в качестве доказанных теорий, а какие-то, также всем сообществом, отбрасывая. Гуманитарные же науки, особенно философия, уподобились религии. Как религии разбиты на множество конфессий, между которыми нет никакого общего языка, так и гуманитарные науки разбиты на множество школ, между которыми не происходит никакого содержательного диалога. Поэтому в них, особенно в философии, не происходит никакого поступательного развития и они не способны решать проблем, стоящих перед обществом, в то время как общество, человечество, как никогда сегодня нуждается в философском разрешении возникших перед ним глобальных проблем. Я показал возможность применения единого метода обоснования и в гуманитарной сфере, и даже в религии (в толковании Священных Писаний, т. е в герменевтике), а также в экономике и ряде других сфер. (Смотри «Побритие бороды Карла Маркса», «Биоэтика или оптимальная этика», «Герменевтика», «Проблема толкования Священных Писаний и конфликт исламского фундаментализма с Западом», «Проблема науки – лженауки на примере социологии» и т. д.).

     В Книге «От Моисея до постмодернизма. Движение идеи» я, как уже сказал, развил мою теорию духа. Религия, как известно, - мощный источник духа. Но с ней связана одна проблема. Тексты Священных Писаний, Библии в частности, допускают разное толкование и даже содержат много видимых противоречий. И это создает основу для искажения учения Библии (аналогично Корана), разными конфессиями, сектами и проповедниками, вплоть до противоположности. В прошлом это приводило к изуверствам инквизиции и Домостроя, к священным войнам и т. п. Сегодня серьезную угрозу представляет религиозный фанатизм, исламский, прежде всего, но не только исламский. В связи с этим остро стоит вопрос, чему же на самом деле учит Библия или Коран, содержат ли каждая из этих книг стройное непротиворечивое учение о том, как нужно жить, и можно ли это учение вычленить и обосновать, отправляясь от текста Библии (Корана), так, чтобы оно было принято всеми верующими данной религии, как принимается доказанная научная теория в сфере естественных наук. Я показал, что это можно сделать и сделал, используя как инструмент единый метод обоснования. Я показал, что в учении Бога Отца и Иисуса Христа нет внутренних противоречий и его можно рассматривать как систему аксиом Библии. А вот высказывания еврейских летописцев, царей и пророков в Ветхом Завете и аналогично, апостолов в Новом (кроме тех, где они передают прямую речь Бога Отца или Иисуса Христа), а тем более всевозможных отцов церкви, пап и постановления соборов ни в коем случае нельзя рассматривать как «свято», как неоспоримую истину. Их можно и нужно проверять на соответствие упомянутым аксиомам. Таким и только таким образом можно вычленить из Писания единое и непротиворечивое учение, которое могут принять все верующие в силу его обоснованности. Речь идет, естественно, об учении, как жить, о моральном учении, а не о сугубо теологических вопросах, типа: Бог один или в трех лицах.

     В моих работах по макроэкономике я показал, что основная проблема современной макроэкономики заключается в том, что она не знает границ применимости своих теорий. Эта проблема существует и во всех других дисциплинах и, как я сказал, ее решение дает только единый метод обоснования, но в экономике она стоит намного острее. Это связано с тем, что экономическая действительность, в которой мы живем и которая нами же творима и изменяема, изменяется (в смысле, ее законы изменяются) несравненно быстрее, чем, скажем, физическая. Последнюю можно принять за практически неизменяемую: газы как расширялись, так и расширяются по законам Бойля - Мариота и Гей-Люсака и даже указания партии не смогли этого изменить. А вот в экономике все время появляются все новые формы отношений, новые институты, новые юридические законы, регулирующие экономическую деятельность, новые финансовые инструменты и это меняет экономическую действительность, меняет законы, которые действуют в ней, меняет характер поведения ее игроков. В результате макроэкономические теории, которые успешно работали в свое время (Смита и Рикардо, Кейнса, Фридмана) и которые поэтому остаются верными для своих условий, в новых условиях становятся непригодными, выходят за пределы своей применимости. И именно применение их за пределами применимости было главной причиной всех предыдущих экономических кризисов. Решение этой проблемы, как я сказал, дает только единый метод обоснования.

     Я показал также, чем отличается современная олигархия от олигархии прошлого и какова была ее роль в последнем мировом финансово-экономическом кризисе. («Современная олигархия» и другие). Я показал нарастающую роль морали в экономике. («Экономика и мораль») Если на этапе раннего капитализма экономика практически не зависела от морали ее участников – игроков и Адам Смит был прав (для своего времени), утверждая, что рынок сам все отрегулирует, то сегодня это далеко не так и, например, жадность банкиров сыграла значительную роль в последнем кризисе. Наконец, на базе других моих работ («Эволюция кризисов» и пр.) я сформулировал формулу – необходимое условие бескризисного развития экономики. Формула требует дальнейшего уточнения, но то, что я сделал («Формула бескризисного развития экономики», «Уточнение формулы бескризисно развития» и др.), создает основу для работы в этом направлении.

     В моих работах по глобальному кризису человечества я показал, что одна из главных причин этого кризиса заключается в отсутствии сегодня единой для всех народов, обоснованной и потому принимаемой всеми, оптимальной системы ценностей. («Проблема ценностей, как проблема выживания человечества», «Бифуркационная точка человечества», «Бифуркационная точка. Продолжение» и др.). Я показал, что такая система может быть создана и заложил начала ее. Кроме того, я показал, что научно технический прогресс порождает условия, искривляющие систему ценностей, реально принятую в обществе. («Глобальный кризис человечества и научно технический прогресс»). Это имеет далеко идущие последствия, в частности приводит к деградации современной демократии. («Современная демократия»). Выход из ситуации заключается в планировании развития научно технического прогресса, с ограничением развития в одних направлениях и усилением в других. (Я указал, в каких именно). И в перенесении центра тяжести с научно технического развития на духовное. В первую очередь на выработку и принятие оптимальной системы ценностей.

     Кого задела эта часть моей философии?

     Единый метод обоснования задел и сильно задел всех бездарных и посредственных ученых и просто жуликов от науки и от философии в особенности. Задел тем, что давал четкие критерии, отделяющие науку, от всякого псевдо. А благодаря тому, что единый метод обоснования до сих пор не был признан, а с другой стороны, наука давно уже превратилась в престижный, не самый бедный и довольно легкий для жуликов и ловких посредственностей способ добывания пропитания, она зашлакована сегодня сверх всякой меры людьми, которым на самом деле там не место. Особенно это касается гуманитариев, а среди них особенно - философов. Сегодня в западном мире, а также в России с Украиной есть тьма людей, именуемых философами, и украшенных научными степенями, но вряд ли найдется человек, который сумел бы внятно объяснить, какая от них польза обществу. Правда, сегодня развелась разновидность философов, типа Дейла Карнеги или многочисленных самозваных интернетных оракулов, которые с легкостью необыкновенной раздают рецепты, как разбогатеть, как обзавестись множеством друзей, а также предлагают решение любых проблем, стоящих перед обществом. Беда только в том, что эти рецепты и решения чаще всего не имеют обоснования вообще или, по крайней мере, правильного обоснования по единому методу, которое могло бы быть принято всеми. И, поскольку эти рецепты и решения у разных философов разные до противоположности, то никакой пользы обществу от них не получается (зато вреда много).

      Другая разновидность, прикрывающаяся академической недоступностью для понимания простыми людьми, если их спросить, что дает их философия, выпустят струю философской абракадабры с «категориями» типа «субстанция, как инстанция». И сквозь потоп пустоговорения этих псевдо философов практически не могут пробиться нужные обществу идеи, даже если они появляются.

     Но не только научных бездарностей задел единый метод обоснования. Он задел также научный официоз, среди которого в наш век тоже бывают бездарности, но есть, безусловно, и настоящие ученые. Но эти настоящие ученые в качестве официоза являются не только учеными, но и чиновниками, пусть чиновниками от науки, но, все же, чиновниками, т. е представителями власти. А власть по природе своей тяготеет быть абсолютной, не любит ограничений. Идеал власти – это «Чего я хочу, то и ворочу». Или «Я - начальник, ты – дурак». Последнее особенно любимо начальниками от науки. А единый метод обоснования ограничивает их власть, подобно конституции и прочим законам, ограничивающим власть обычного чиновника. Без него куда как удобнее зачислять в лженауку генетику с кибернетикой, а Трофима Лысенко провозглашать великим ученым. А потом власть ведь имеет и денежное выражение. Мало того, что это и зарплата побольше, но это еще и распоряжение государственными деньгами на науку. А это очень даже приятный инструмент потешить властное самолюбие. Скажем, есть  у тебя в подчинении хороший ученый, но гордый. Не кланяется достаточно низко. А то еще и перечить при всех начнет. Ущерб авторитету. А прижать его по административной линии нет возможности, не к чему придраться, специалист он хороший, да еще и с именем. А вот по денежной линии его очень даже можно поучить, как нужно низко кланяться начальству. Ему, скажем, нужно финансирование на его проект или на издание его книги. А ты ему говоришь: «Вы знаете, Иван Иванович, как я Вас уважаю, но бюджет ограничен, а мы сейчас запускаем другой проект, он важней». И поди докажи этому начальнику без единого метода обоснования, что тот другой проект научно не обоснован и на него вообще нельзя тратить деньги. Ну и тому подобное. Кроме того, и среди настоящих ученых есть конкуренция и довольно жестокая и тому, кто залез на административный верх, легче удерживать свою позицию от посягательств конкурентов, легче шельмовать их при отсутствии признанного метода обоснования. Наконец, задевал я научный истеблишмент и своей публицистикой («Академики», «Клон академиков», «Наука под ключ», «Полемика с украинской Академией Наук» и др.).
     Задевает единый метод обоснования и политиков. Задевает тем, что возвращает их к необходимости теоретически обосновывать свои программы, а не только важно надувать щеки, раздавая обещания электорату. А порода политиков теоретиков – идеологов перевелась, сегодня в политике - сплошные прагматики - харизматики. Причем прагматики они не столь в смысле, что заботятся о целях пусть сиюминутных, без учета дальней перспективы, но, все же, целях своей страны, сколько о своих личных целях (прикрывая это, конечно, пышнословной заботой о благе всех). А уступать место теоретикам они, конечно же, не желают. Правда, этим политикам не по зубам разобраться в едином методе обоснования, но своим политическим чутьем, без которого нет политика, они чувствуют его опасность для себя. Конкретных политиков и политические силы я также задевал и сильно задевал моей публицистикой этого периода, но об этом позже.

      Что касается моей книги «От Моисея…», то для религиозного официоза и для религиозных фанатиков она - то же самое, что и единый метод для научного официоза и бездарных ученых. Она ограничивает возможность ложного толкования ими учения Библии (Корана), на котором зиждется их положение или в которое они фанатично верят. Естественно поэтому, что особой любви со стороны этой публики своей философией я не сыскал. Особенно я раздражил их тем, что позволил себе усомниться в святости изречений святых отцов, пап, соборов и т. п. и даже самого апостола Павла. Правда, такие сомнения были высказаны многими задолго до меня (высказывались сомнения и в словах самого Бога Отца и Иисуса Христа и даже в их существовании), но все дело в обосновании. Против необоснованных (недостаточно основанных) утверждений отцы церкви выработали свои контраргументы. А вот против единого метода обоснования им слабо. К счастью сегодня не Средние Века, когда еретиков сжигали на кострах. Сегодня эта публика не столь агрессивна, как политики и научный официоз, да и возможностей достать меня у них несравненно меньше.

       Моя макроэкономическая теория непосредственно задевала олигархов выявлением их негативной роли в мировом финансово экономическом кризисе и доказательством необходимости их обуздать. И здесь кроме философии была и публицистика, добавляющая масла в огонь. А поскольку в Украине олигархия связана с властью так, что тяжело разобрать, где кончается одна и начинается другая, то этим я дополнительно раздражил и власть.