Итог

                          Часть 2.

           Философы против философии

 

                        А. Воин

                                                          7. 5. 11

 

     Как продвигалось признание моей философии в этот период и что делали ее противники, чтобы воспрепятствовать этому? Во-первых, как реагировали на мою философию и макроэкономику профессиональные философы, а также ученые и вообще интеллигенция? Казалось бы, если не считать возможность широкого признания, которого пока нет, то могут быть лишь 2 варианта. Либо заявить, что проблемы и задачи, которые я решаю, не представляют для философии и для общества никакого интереса, в частности потому, например, что давно разрешены. Либо заявить, что проблемы действительно важны, но мое решение неправильно или его у меня вообще нет. Заявить, что новая теория познания, единый метод обоснования научных теорий, опровержение пост позитивистов, релятивизирующих науку, обоснование особого эпистемологического статуса науки и т. д., все это неважно, бывшие советские философы, стоящие сегодня во главе российской и украинской философии, Степин, Попович и иже с ними, никак не могли. Мало того, что это вопросы, которыми не только российская или украинская, но мировая философия занимается даже не столетия, а тысячелетия со времен древних греков. Но сами эти философы персонально сделали свои философские карьеры на попытках, безуспешных попытках сделать хоть что-нибудь из сделанного мною. За свои безуспешные попытки они стали академиками и возглавили институты философии, а теперь, когда им предлагается решение этих проблем и еще многих, за которые они и не брались, заявить, что эти проблемы не представляют интереса, этого они не могут себе позволить. Но и опровергать меня и доказывать, что я не сделал этого, ошибаюсь и т. п., за исключением пары попыток, которые я легко отбил (опишу эти истории в дальнейшем), никто не пытался. Так что же происходило? Происходило вот что.

     Противостояние с философским истеблишментом началось у меня практически сразу по приезде в Украину. Практически сразу, но все-таки не буквально сразу. Буквально сразу по приезде, когда я обратился в киевский университет с предложением сделать на одной из кафедр философии сообщение по моей теории познания, я был встречен весьма радушно и получил немедленное согласие. Дело в том, что украинская философия и ее истеблишмент находились тогда в еще более подвешенном состоянии, чем власть. Связи философской элиты с павшим и поругаемым в тот момент марксизмом был еще более тесными, чем у самой власти, и могущественный в то время РУХ требовал в связи с этим переаттестации всех украинских философов. Так что им, как говорится, было в тот момент не до жиру, быть бы живу, и они готовы были ради спасения хвататься за любую соломинку. Я как философ, приехавший из Израиля (о том, что я отсидел там в тюрьме, они тогда еще не знали), казался им этой соломинкой: через меня они надеялись наладить связи с израильскими философами (и не читая моей философии, уже зондировали со мной почву на сей предмет) и тем прикрыть свое марксистское прошлое. Возникло даже соревнование между разными чинами от философии, у кого я буду делать это сообщение. Попович, который тогда еще не был директором Института Философии, но был безусловным фаворитом среди претендентов на это место после ухода престарелого Шинкарука, захотел, чтобы мой доклад был не в университете, а у него на семинаре в ИФ, что и произошло.

     Тут случилось мое первое столкновение с украинским философским истеблишментом. Оно еще не было связано с единым методом обоснования, который еще не был написан, и с одной стороны, в его основе лежала случайность. Но с другой, в нем проявилась моральная гниль украинской философской среды, связанная как с сильным заполнением ее бездарью и посредственностями, так и с советским прошлым, в котором все вынуждены были кривить совестью, но философы - куда более прочих. Еще до семинара я по совету университетских доброхотов пообщался с философом Кузнецовым, который специализировался на теории познания и слыл в местной философской среде тяжелым калибром в этой области, поскольку имел исходное физико-математическое образование. (В то время, как подавляющее большинство советских философов, да и западных тоже, в физике с математикой не разбираются, что вообще-то превращает само их занятие теорией познания в нонсенс: нельзя же сегодня разбираться в теории познания, не разбираясь в науке, это познание добывающей). Кузнецов в начале нашей беседы зацепился за то, что я понятие понятия определяю не так, как это принято в их среде. Но когда я объяснил ему, почему я это делаю, он гласился со мной. Однако в дальнейшем мы с ним немного поцапались по вопросу тоже философскому, но не имеющему отношения к теории познания, и немножко перешли на личности. С моей точки зрения не было там никаких оскорблений, так легкая пикировка, принятая в среде интеллигенции, да и начал он первый, но он, как оказалось, затаил на меня злобу и отомстил мне на семинаре. Когда я в докладе дошел до моего определения понятия «понятие», он с места вставил реплику, что вот, мол, у нас это принято определять иначе (хотя ведь знал уже, почему я это делаю, и согласился со мной). Попович, построивший свою философскую карьеру тоже в области теории познания, но в физике с математикой не разбирающийся и потому опасающийся Кузнецова, как конкурента, увидел в этой реплике угрозу своему авторитету: вот, мол, он пригласил на семинар какого-то примитивного самозванца. Он взвился, как ужаленный в одно место и закричал: «Ну, раз вы так определяете понятие понятия, то дольше говорить не о чем, семинар окончен». Мои протесты: «Подождите, дайте объяснить!», не были услышаны. Позже, когда вышла моя книга «Неорационализм» ( к тому, как она вышла, я еще вернусь) и произошло некоторое признание моей философии, Попович принес мне извинения по поводу этого инцидента и попросил меня повторить сообщение у него на семинаре, что и было сделано. Однако сам он на этот мой повторный доклад не пришел. На всякий случай,…. чтобы еще раз не сморозить очередную глупость.

     После этого я понял, что нужно как можно скорее, используя хаос в стране, когда властям не до философии и идеологии, издать «Неорационализм», что и сделал скромным тиражом за свой счет в не престижном издательстве и сам же распространил ее  по книжным магазинам и библиотекам. Даже изданная ничтожным тиражом  и распространяемая мной «вручную», книга все же вызвала некоторое продвижение – признание моей философии. В частности, я получил приглашение читать курс «Современные теории познания» (на базе моей теории познания) в Киево-Могилянской Академии в качестве иностранного профессора, Попович принес мне извинения и предложил повторить доклад и я сделал еще одно сообщение в Институте Философии на отделении этики и эстетики по моей оптимальной теории морали. У меня даже возникла иллюзия, что хоть это и не такой прорыв, как ожидался мной перед тем, как я сел в Израиле в тюрьму, когда должен был выйти мой «Неорационализм» в престижном

 издательстве на английском, хорошим тиражом, но, тем не менее, это начало, пусть постепенного, но уже непрерывного признания. Но эта иллюзия вскоре была развеяна.

     Прежняя советская номенклатура, передрожав от страха, что ее всю разгонят, перекрасившись и пойдя на минимальный компромисс с новыми людьми типа Черновола, быстро восстанавливала свое властное положение и привычки. Философская номенклатура вначале дрожала больше всей прочей, зато сохранила свои ряды в полной неприкосновенности. Простому народу было не до философии в начале 90-х, да и сегодня его больше волнует хлеб насущный, а до понимания связи между идеями и этим хлебом украинский народ, похоже еще долго будет доходить. Вот и получилось, что от могущественного в начале 90-х РУХа сегодня сохранился лишь некий туманный образ, а поповичи продолжают править украинской философией, поменяв только свои лозунги. При советской власти Попович был марксист, а теперь, по его собственному выражению, он наполовину рационалист, а наполовину хейдегерист. А то, что эти две половины не могут сочетаться в одном лице, он даже не понимает, поскольку он и не рационалист, и не хейдегерист и марксистом настоящим никогда не был, а главное, он - не философ.

    Так вот, очухавшись от страха и почувствовав себя вновь в силе, философская номенклатура вернулась к прежним своим привычкам и понятиям. А по этим понятиям я был опасный еретик и «фонфан террибль» уже потому только, что позволил себе ворваться в их болотный мирок сразу с большой философией. Они ведь всю жизнь ползли на животе до своих академических званий, сначала выясняя, что имел в виду их непосредственный начальник, в свою очередь выяснявший, а что имел в виду Кант (Хайдеггер, Витгенштейн или еще кто-нибудь из известных в мире) в такой-то свое работе, затем сами мусолили Канта или еще кого, а до чего-нибудь существенного своего так и не дошли. А тут появляется невесть откуда какой-то Воин сразу со своей теорией познания, теорией детерминизма, свободы и т. д. Это - неслыханная наглость и подрыв основ их феодально-номенклатурно-философского мирка. «У нас академики годами ждут, чтобы

опубликовать одну статью, я сам 4 года ждал выхода моей первой статьи, а Вы хотите опубликовать сразу 3 статьи в журнале Вопросы Философии» - заявил мне директор московского Института Философии В. Степин. Замечу, что этого хотел не я, а редактор журнала Лекторский. А главное, что в этих статьях (по единому методу) я решал задачу, над которой долгие годы бились, но не могли решить ее, ни сам Степин, ни его академики, ни известные в мире философы. Но плевать на истину, на мир, на философию, главное чтобы соблюдалась субординация и трепет перед философскими начальствами. (К этому инциденту со Степиным я еще вернусь). Посему еще до появления единого метода обоснования началось «перевоспитание» меня философским начальством. Появление же метода усилило и ожесточило их борьбу против меня.

     Для начала мне не продлили договор на преподавание в Могилянке под предлогом, что меня брали на место преподавателя, уезжавшего на стажировку в Америку. Хотя, когда брали, ничего про этого преподавателя не говорили. И преподаванием моим были довольны и студенты и заведующий кафедрой Горский, который и пригласил меня читать курс лекций, после того, как прочел мою книгу. Через несколько лет эта история повторилась в Соломоновом Университете, куда меня взяли читать курсы религиеведения и философии Иудаизма. Опять все довольны лекциями и опять в приказе об увольнении - преподаватель, на место которого, якобы, меня брали (хотя ничего об этом мне не сказали) и который срочно, посреди семестра вернулся из Америки. В дальнейшем меня методически отовсюду и везде выжимали, не пускали, прекращали и т. д.

     Ни одной моей статьи или книги в философских или научных журналах и издательствах Украины за все эти годы не вышло. Когда я принес  статьи по единому методу в редакцию журнала «Філософська та соціологічна думка», зам. редактора Жмыр сообщил мне: «Мої хлопці подивились і сказали: не треба». Не треба и никаких гвоздей. Я пошел к редактору Прилюку и сказал, что неприлично как-то без объяснений. Он при мне вызвал Жмыра и приказал ему собрать ученый совет, обсудить статьи и, независимо от того, будут они приняты или отклонены, выдать рецензию. Через месяц Прилюк неожиданно умер, хотя до этого ничем особенным не болел, был в средних годах и диагноз по вскрытии был какой-то туманный. Жмыр стал главным редактором, никого научного совета он так и не собрал и никакой рецензии я не получил.

     Тогда я поехал в Москву, добрался до редактора журнала «Вопросы философии» Лекторского и предложил ему две статьи по единому методу обоснования. Лекторскому статьи понравились и он сказал, что хочет их опубликовать, но есть маленькая зацепка.

     - Вы утверждаете принципиальную возможность аксиоматизации произвольной научной теории, а в нашей среде принято считать невозможным аксиоматизировать достаточно богатую научную теорию и главным выразителем этой точки зрения является директор ИФ РАН В. Степин - сказал он. -Вы не обязаны соглашаться со Степиным, но должны как-то отреагировать на его аргументы, которые изложены вот в такой-то его книге.

    Постановка вопроса была джентельменской и я принял вызов. Вернувшись в Киев я раздобыл книгу Степина и, разобравшись в ней, увидел, что Степин неправ. После этого написал еще одну статью: «О принципиальной возможности аксиоматизации произвольной научной теории», в которой опроверг аргументы Степина. Когда я принес эту статью Лекторскому, он сказал, что я должен утрясать этот вопрос с самим Степиным, т. к. он, Лекторский не берется судить, кто из нас прав. (Не знаю, чего больше заслуживает Лекторский в данном контексте: похвалы за откровенное признание своей некомпетентности или порицания за некомпетентность в вопросе, который относится к проблеме, на попытках решения которой он построил свою философскую карьеру и добрался до поста редактора главного российского философского журнала и стал академиком).

     К Степину я долго не мог попасть то ли потому, что он действительно был занят каждый раз, когда я приезжал в Москву и заходил в Институт философии, то ли потому, что он дал указание секретарше говорить мне, что он занят. Тогда я написал ему письмо о том, что я опровергаю его позицию по такому-то вопросу и нам нужно встретиться и выяснить, кто из нас прав. И в очередной заезд в Москву занес его ученому секретарю ИФ с просьбой вручить Степину. Причем заверил у него копию письма, а само письмо оставил незапечатанным и когда он спросил, может ли он прочесть его, я сказал: «Пожалуйста». Собственно, я на это и рассчитывал, полагая, что, если ученый секретарь будет знать, что я бросаю Степину философский вызов, то об этом будет знать и весь институт и Степин будет знать, что Институт знает. В следующий мой заезд в Москву, когда я поднимался по широкой институтской лестнице на второй этаж, где размещался кабинет Степина, он уже встречал меня на площадке с громкими словами (чтоб все слышали): «Что ж Вы не заходите? Мы ж должны с Вами обсудить важный вопрос». После этого он провел меня в свой кабинет, но при этом позаботился, чтобы там уж нас никто не мог слышать. Теоретический спор продолжался 5 минут, после чего Степин поднял руки и сказал:

      - Сдаюсь! Вы правы. Я не возражаю против публикации Вашей работы в «Вопросах философии». Но не 3-х статей. – Тут он добавил приведенную мной раньше тираду насчет того, как много академиков ждут годами публикации в этом журнале одной статьи и т. д. – Сделайте из 3-х статей одну и выкиньте эту полемику со мной.

      Я понимаю, что не могу доказать приведенное выше содержание нашего разговора за закрытыми дверями. Но, если Степину захочется обвинить меня во лжи, ему придется считаться с двумя вещами. Во-первых, о моем письме – вызове и о том, что разговор состоялся, знает достаточное число людей. А главное, есть его книга и есть упомянутая моя статья, в которой я опровергаю его построения из этой книги. И каждый желающий может сам убедиться, кто из нас прав. И, наконец, эта история имела продолжение.

     Я писал свою философию не для карьеры, а исходя из глубокого убеждения, что она нужна людям, человечеству, и потому не мог позволить себе упустить возможность публикации в таком солидном журнале хотя бы одной статьи по методу и принял предложение Степина. Я сделал одну статью из 3-х, убрав из нее полемику со Степиным, и принес эту статью Лекторскому, сообщив ему о согласии Степина на такой вариант. Но, оказалось, Степин «кинул» меня. Пока я готовил эту статью, он сговорился с Лекторским (или дал ему указание) и Лекторский уже не собирался ничего печатать моего, а только искал предлог, как от меня избавиться. Он сказал, что он должен слышать о согласии от самого Степина.

     - Так в чем же дело – сказал я ему – спросите Степина об этом.

     - Э, нет, мне неудобно спрашивать его об этом. Идите опять к нему и пусть он мне лично скажет или напишет.

     Я пошел, но теперь уже Степин окончательно ушел в «нети», т. е. затворился от меня в кабинете, приказав секретарше говорить мне, то он занят и не может меня принять. Опять иду к Лекторскому, а он мне:

    - Ну что ж я могу сделать?

     - Я не знаю, – говорю – но неужели российская философия не может преодолеть такое препятствие? Ведь Вы сами говорили, что статьи важные и нужные. Пусть кто-нибудь еще даст оценку моего спора со Степиным и, если я прав, публикуйте 3 статьи, как Вы и собирались.

     - Ладно – говорит – попробую найти кого-нибудь, кто может и согласится это сделать.

    Через несколько месяцев он дал мне отзыв профессора Смирнова на ту мою статью, в которой я полемизировал со Степиным. Отзыв отрицательный, но нечестный. Это было просто заказное закапывание моей работы, построенное на попытке запугать меня авторитетами. Авторитетом самого Смирнова (он перешел в философию из математики, точнее из математической логики, где составил себе имя, опубликовав порядка 20-и книг, переведенных на многие языки) и авторитетом гораздо более великих математиков, таких как Гильберт, Тарский и др., на которых он ссылался.  Расчет был построен на том, что я испугаюсь великих имен, не смогу разобраться в сложнейших разделах математики, к которым он меня отсылал (вроде «Оснований математики» Гильберта) и не доберусь до сути его аргументов. Но он просчитался. У меня никогда не было проблем с математикой и, если я не составил себе имя в ней, то не по недостатку способностей, а потому что меня, как еврея, не пустили в свое время в советскую академическую науку. (Я описал это в «Философия и действительность»). Я разобрался и написал ответ на его отзыв, в котором показал, что все утверждения Гильберта, Тарского и других, на которые он ссылается, верны, но не имеют никакого отношения к тому, что делаю я. (Читателя, желающего разобраться в этом споре, отсылаю к моей статье «Полемика с проф. Смирновым»). Смирнов отвечать на мой ответ отказался, заявив, что его просили только написать отзыв, а через пару месяцев после этого умер. А Лекторский заявил мне, что у них больше нет специалистов по данному вопросу. (Бедная российская философия). Специалисты, впрочем, нашлись, я сам их нашел, когда обнаружил новый российский философский журнал «Философские исследования», где с охотой опубликовали цикл моих статей по единому методу. Нашлись специалисты и в самом Институте Философии.

     По совету одного из участников неформального философского семинара, который я к тому времени организовал, я познакомился с работами руководителя сектора философии естествознания проф. Е. Мамчур и убедился, что она более других российских и западных философов  продвинулась в направлении того, что я сделал в моей теории познания и едином методе обоснования (хотя далеко не достигла еще моих результатов), и обратился к ней.  Она мгновенно поняла и оценила то, что я сделал, предложила мне сделать сообщение по методу на заседании сектора, которое тут же

собрала, написала хвалебную рецензию на метод и заказала мне статью по методу для сборника, который готовила. Я выслал ей ту статью, которую сделал по предложению Степина. Через некоторое время получил ответ, что надо сделать в статье преамбулу и написать, что в этой статье я развиваю идеи товарища Степина. Надо полагать, что Степину доложили о моем прорыве у Мамчур и он пригрозил ей не дать денег на сборник, если в нем будет моя статья, а вариант с преамбулой был - достигнутый между ними компромисс. Но это был компромисс между ними, а я на такой компромисс пойти не мог. Слишком противно было признавать «отцом моих идей» человека, сделавшего себе имя на развитии прямо противоположной идеи и к тому же действующего столь нечестными методами. (Степин сделал себе громкое имя, развив идею 3-х периодов в физике: классического, не классического и пост неклассического, каждый со своим методом обоснования). Я отказался.

     На этом закончился этот мой прорыв. Опять философская мафия заделала щель, сквозь которую мне удалось на время прорваться, и опять я был погружен в философский вакуум без возможности публиковаться, преподавать философию, делать сообщения на конференциях и т. п.

Я вновь и вновь пытался добиться обсуждения единого метода обоснования на каком-нибудь философском семинаре в ИФ или университете в Киеве, но безрезультатно. Попович сослался на занятость. Йолон, работу которого я критически разбирал в одной из своих статей, сказал, что эта тема была у них по плану в прошлом году и они не могут  к ней возвращаться. То, что они ничего не сделали для решения проблемы, а я давал ее решение, для него не имело значения. Философия для него – не поиск истины, а выполнение плана, подобного плану милиции по задержанию хулиганов, проституток и т. п. Неважно, что преступность растет, главное, чтобы выполнялся план приводов. Ишмуратов, на семинаре которого я когда-то делал доклад по теории познания, а потом еще приходил послушать, что там делают другие, теперь отказался под предлогом, что они сейчас заняты изготовлением диссертаций двум докторантам. А то, что эти докторанты гнали откровенную халтуру, припудренную высокой математикой (модный ныне способ арапствования в философии и других гуманитарных сферах), это тоже не имело значения. И т. д.

     Поповичу я еще предлагал созвать международную конференцию по единому методу. При этом я напомнил ему, что ИФ уже один раз собирал международную конференцию по моей идее. Не просто по моей, а по украденной у меня идее. Это была конференция по этноэтике, которую сорганизовал в 1994г член корр. Пазенок. Сорганизовал он ее месяц спустя после того, как я делал сообщение  в ИФ в секторе этики и эстетики по моей теории оптимальной морали и в нем, в частности, показал возможность существования этноэтики, не противоречащей общечеловеческой. Пазенок тогда заявил в конце, что ничего интересного он не видит в моей теории. А через месяц собрал эту конференцию, забыв пригласить меня на нее. Я узнал об этом от Горского, прибежал к Пазенку и говорю:

     - Как же так, Вы сказали мне, что ничего интересного, а теперь собираете международную конференцию по украденной у меня идее, забыв даже пригласить меня на нее. И ведь без моей теории оптимальной морали Вы не можете обосновать этноэтику, у Вас получится просто ницшеанское «У каждого народа свое добро и свое зло».

     -Да – говорит – Вы правы. Но я не пригласил Вас просто потому, что Ваш телефон где-то потерялся. А насчет того, что я сказал «ничего интересного», так это обычные интеллигентские штучки.

     Учитывая историю со Степиным и многое другое, воистину можно сказать «обычные штучки». Только обычность эта ужасна и не только сама по себе, но по ее последствиям для человечества, которое сегодня, как никогда нуждается в настоящей философии, а вместо нее имеет «обычные штучки». Пазенка, кстати, после этого лишили возможности преподавать в университетах, но член корром он остался, да и к преподаванию, я думаю, давно вернулся. А вот меня, не смотря ни на что, ни к преподаванию вновь не допустили (точнее лишили его уже после этой истории) и нигде вообще дороги в Украине не давали и не дают. В частности Попович, когда я напомнил ему эту историю с Пазенком, сказал:

     - Так это ж был Пазенок, а не я. А я не обязан продвигать Ваши идеи.

     Т. е. философские идеи для него разделяются не на верные и ложные, важные и не важные, а на его и не его и последние его не интересуют. Короче, опять по Пазенку - «обычные интеллигентские штучки». Просто сюрреализм какой-то. А потом удивляются, почему в Украине коррупция, реформы не идут и прочее. А чего тут удивляться, если в духовных учителях у народа ходят поповичи и пазенки.

     Тогда я попытался расширить фронт борьбы через публицистику. Как я уже сказал, я написал свою философию потому, что меня волновало то, что происходит в действительности, многое в этой действительности не устраивало и своей философией я пытался исправить это. Но и публицистика годилась для этой цели, тем более, если она базировалась на философии, и я параллельно с философией с самого начала писал и публицистику и еще в Израиле опубликовал с десяток публицистических статей. Я решил попробовать публиковаться в украинской прессе и на примере применения моей философии к решению конкретных проблем, стоящих перед обществом, пропагандировать саму философию. И опять мне удалось прорваться там, где меня не ждали, и опять, как в предыдущих случаях, противная сторона, обнаружив прорыв, заделала через некоторое время бреши в обороне против меня.

    Я начал публиковаться в «Зеркале недели», претендовавшей быть самой интеллектуальной газетой в Украине. Редактор отдела «Наука и культура» Л. Суржик, в котором я публиковался, не уставала нахваливать мои статьи, говорила, что они делают волны в интеллигентской среде и просила меня присылать еще, не дожидаясь выхода уже посланных. Но после выхода 3-х первых, несмотря на то, что в редакции уже лежало еще 3 принятых и нахваленных ею статьи, вдруг произошла задержка. Сначала Суржик извинялась и объясняла задержку большим наплывом важного материала, затем просила не звонить и ждать, пока она сама позвонит, и так дело завяло.

     Затем я прорвался в газете «День», также претендующей на интеллектуальность. Там меня поддерживала до упора первая зам главного редактора Наталия Лигачева. Поэтому там я продержался дольше и опубликовал 6 статей, а для того, чтобы выкинуть меня оттуда, понадобилось сначала перевести Лигачеву из первого зама в просто замы, а затем заставить ее вообще уйти из газеты.  (Повторение истории с Лодиной в Израиле). После этого я еще дважды прорывался еще в двух газетах (    ), но там меня вычисляли гораздо быстрей и выбрасывали, т. е. прекращали публиковать уже после первой статьи.

     Параллельно я пробовал прорваться еще по нескольким направлениям. Я предлагал вниманию политиков из разных партий, общественных деятелей, представителей религии и культуры отдельные мои работы, каждому то, что могло его заинтересовать в связи с его партийной идеологией, областью и направленностью деятельности и т. п. Реакция была всегда одна и та же. В качестве примера приведу разговор с представителем компартии, которому я предложил мою теорию познания и единый метод обоснования и сказал примерно так:

     - Вы, марксисты, всегда отстаивали рационализм и боролись с релятивизаторами науки. В борьбе с экзистенциалистами Вы хоть и не победили, но хоть как-то сохраняли свое лицо. А вот аргументации пост позитивистов, релятивизирующих науку, опираясь на реальные феномены физики, марксистские философы ничего не смогли противопоставить. А я эту их аргументацию громлю в пух и прах.

     Он взял мою книгу («Неорационализм») и статьи по методу и через некоторое время, когда мы встретились, сказал мне:

    -Да, Вы замечательно побили пост позитивистов, но ведь Вы и марксизм критикуете.

     - Ну, критикую, – говорю – но я Вам предлагаю сотрудничество там, где мы с Вами заодно. А там, где не согласны, давайте спорить.

     - Нет, - говорит – уберите из Вашей книги всю критику марксизма и тогда мы ее опубликуем.

     Но меня не устраивало безоговорочно служить одной ложной идеологи во имя того, чтобы сокрушить другую ложную. Это - путь в никуда и одна из главных бед современного человечества. Другое дело – сотрудничество там, где есть согласие и честный спор там, где его нет. Но это не устраивало ни коммунистов, ни кого-либо еще из имеющих хоть какую-то власть и положение хоть в какой-то области.

     Я обращался также несколько раз к властям официальным с предложением вмешаться в ситуацию вокруг моей философии, объясняя, что она (философия) нужна человечеству и Украине, в частности, и что ее зажим украинской философской мафией рано или поздно нанесет ущерб имиджу Украины. В частности я обращался к Кучме в бытность его президентом с просьбой оказать давление на руководство ИФ, чтобы оно все-таки провело открытое обсуждение единого метода обоснования. Администрация Президента переправила это мое письмо в Академию наук, а оттуда его переправили в ИФ, на который я и жаловался – очень логично.  Из ИФ я получил ответ за подписью зам директора Колодного. В нем он писал, что в Украине демократия и Президент не может давать указания ученым, какую теорию признать. (Но я то просил не признать, а обсудить). Еще он писал: «Мы с интересом следим за Вашими статьями в прессе (это было время, когда меня публиковали в газетах). Пишите, публикуйте и ждите, когда Вас заметят и признают». Именно после этого меня и перестали окончательно публиковать. Вот такое себе «Пишите, Шура, пишите».

     Еще в период первого премьерства Юли Тимошенко, когда она затевала реорганизацию украинской науки, я написал ей, что эту реорганизацию невозможно эффективно осуществить, не имея четких критериев, отделяющих науку от не науки, лженауки, халтуры и т. д. Ответа не получил. Никакой реорганизации науки, кстати, Юля так и не совершила ни тогда, ни во второе свое «пришествие» и никто другой в Украине. А между тем реорганизация науки необходима не только для увеличения ее эффективности, которая в Украине в 10 раз ниже, чем на Западе (на Западе она тоже могла бы быть выше, если бы был признан единый етд обоснования научных теорий), но и для оздоровления моральной атмосферы в обществе в целом. Сегодня, благодаря авторитету добытому наукой, ее моральное состояние влияет на состояние общества не меньше религии или масс культуры. Когда народ видит, что ученые, которые издавна считались служителями истины и образцом порядочности, превратились в жуликов, дурящих его корысти ради, он и для себя снижает моральную планку.

    В период второго премьерства Юли и когда мировой кризис докатился до Украины и сама Юля и ее помощники призывали всех на борьбу с кризисом, я написал ей о моей макроэкономической теории, без которой Украину не вытащить из кризиса, и предложил свои услуги для этого. Ответ получил от зам. министра экономики     , которая благодарила меня за заботу об украинской экономике и предлагала ответить на ряд конкретных вопросов.  Я написал ей, что готов это сделать, но для этого помимо теории, которая у меня есть, необходима еще информация о конкретной ситуации в украинской экономике. А ее нельзя почерпнуть в достаточном объеме просто из газет и ею располагает только само правительство. Поэтому, для того чтобы я смог ответить на эти вопросы, нужно взять меня на работу в министерство и заодно, кстати, оплатить мне мой труд. Ответа опять не получил.

     Я пытался также «продать» единый метод обоснования ученым, претендующим на наличие у них интересов за пределами их узкой специальности. Так я вышел на так называемый «Междисциплинарный семинар», существовавший (и существующий) при доме ученых Киева и одновременно в КПИ, руководителями которого были академики Згуровский – ректор КПИ и физик атомщик  Барьяхтар. Поскольку на семинаре собирались представители самых разных научных дисциплин, то там постоянно висел в воздухе вопрос об общем языке для всех этих представителей. Первое заседание, на которое я попал, был круглый стол, посвященный как раз этому вопросу. Я записался на выступление и, когда получил слово, сказал что искомый общий язык дает развитый мной единый метод обоснования. И начал объяснять его и что он дает. Когда отведенные мне по регламенту 10 минут истекли, публика стала требовать, чтобы мне дали продолжить, но ведущая заседание в отсутствие Згуровского и Барьяхтара, секретарь Рыжкова предложила, чтобы не портить круглый стол и дать выступить всем записавшимся, посвятить следующее заседание семинара моему докладу. На том и порешили. В Доме Ученых уже висело объявление о моем докладе, но когда я пришел, оказалось, что нужно было этот раз дать выступить кому-то еще, а мой доклад перенесли еще на месяц. Потом еще и еще. Потом я разговаривал и со Згуровским и с Барьяхтаром и оба обещали мне, что доклад будет, но доклад так и не состоялся. Барьяхтар даже прочел мои статьи по методу и одобрил их (хотя позже сознался мне, что не понял метода) и на семинаре я выступал в прениях каждый раз и даже самих Згуровского и Барьяхтара громил при обсуждении их докладов – ничего не помогло. Подробности этой длинной истории читатель может почерпнуть из ряда моих статей («Концепция устойчивого развития», «Циклы Кондратьева и «через кризис к выздоровлению»» - о Згуровском, «Атомная энергетика и мораль», «Проекция космонавтики на атомную энергетику» - о Барьяхтаре и др.). Здесь отмечу лишь, что хотя Згуровский и Барьяхтар являются действительно учеными, каждый в своей узкой области, но за пределами оной не отличаются глубиной мысли и позволяют себе арапствовать и жульничать корысти ради и во вред обществу. Барьяхтар, в частности, сыграл существенную роль в принятии Ющенком плана строительства в Украине 30 не то 60 атомных станций, который мог бы привести Украину к новому Чернобылю, но к счастью не реализовался. (Полагаю, что упомянутые статьи мои и выступления на семинарах при обсуждении выступлений Барьяхтара сыграли здесь свою роль). Згуровский же арапствовал своей ложной «концепцией устойчивого развития». О том, насколько вся эта деморализация науки вредна обществу, свидетельствует в частности и решение Ющенко под влиянием Барьяхтара строить атомные станции и то, что Юля, пытавшаяся безуспешно реорганизовать науку, кончила тем, что сделала Згуровского своим первым замом. Правда, вскоре после этого она сама лишилась премьерства. А если бы не лишилась, можно себе представить, как могла бы навредить стране «концепция устойчивого развития».

     После того, как я развил свою макроэкономическую теорию я обратился с ней в несколько экономических институтов Академии Наук, но ни в одном из них не нашлось ни одного ученого экономиста, согласившегося познакомиться с моими работами. Подобно философам Поповичу, Йолону и Ишмуратову все были заняты выполнение плана, докторскими диссертациями и безуспешными попытками решить задачи, готовое решение которых я им предлагал. Тогда я написал открытое письмо Президенту НАНУ Патону с просьбой вмешаться в ситуацию.  Вмешаться он вмешался, но как? Я получил рецензию на мою «Формулу бескризисного развития экономики», написанную по поручению Патона неким кандидатом экономических наук. Рецензия была разгромной, а разгром, также как в истории с проф. Смирновым, - явно заказной. Только рецензия проф. Смирнова была хоть и заказной и нечестной, но выполненной на высоком профессиональном уровне и чтобы ее опровергнуть мне пришлось напрячься, забравшись в дебри самой высокой математики. Рецензия же кандидата экономиста была нахраписто примитивной и мне понадобилось не более часа, чтобы разобраться в ее хитромудрых, по мнению кандидата, экономических наворотах. Полный текст моего ответа вместе с текстом самой рецензии читатель может найти в статье «Полемика с украинской Академией Наук». Но чтобы не отнимать у читателя лишнего времени, приведу здесь небольшой отрывок из моего ответа, который достаточно характеризует профессиональный и моральный уровень рецензента:

    «     Теперь о единственном возражении рецензентов, которое относится к сути предмета. Цитирую:

     «Предложенная А. М. Воином формула цены совокупного общественного продукта (так называемая формула бескризисного развития экономики) не только не содержит научной новизны, но и противоречит здравому смыслу. К тому же она свидетельствует о незнакомстве автора с азами макроэкономической теории, в частности, с основным макроэкономическим тождеством (Y=C+I+G+NX)».

     Вот и все, что сказано по сути моей работы. Не густо. А главное, хитро закручено. Формула моя, якобы, не нова и неверна. Но не указывается, где же она уже встречалась (если она не нова),  и ни слова не сказано, почему, собственно, она неверна. Вместо этого следует второе предложение с утверждением, что я не знаком с основным макроэкономическим тождеством. Как это прикажете понимать? Как то, что моя формула неверна, потому что она совпадает с основным макроэкономическим тождеством? Но тогда здравый смысл (в отсутствии которого меня упрекают рецензенты) приводит нас к выводу, что неверно основное макроэкономическое тождество. Я как-то сильно сомневаюсь, чтобы рецензенты хотели сказать именно это. А что именно они хотели сказать, надо спросить у них. Я же, не имея внятного смысла возражения, не могу, т. е не имею возможности его опровергать. На этом я мог бы и закончить, но все же я хочу немного распространиться по поводу взаимоотношения моей формулы с основным макроэкономическим тождеством.

      Основное экономическое тождество не имеет никакого отношения к проблеме, которую я исследую в статье, а именно, к определению условий бескризисного развития экономики. Это тождество выполняется всегда, автоматически, независимо от того, развивается ли экономика бескризисно или она движется в сторону кризиса. (Потому оно и называется тождеством, а не уравнением). А моя формула может выполняться или не выполнятся и только ее выполнение есть условие бескризисного развития, а невыполнение  готовит будущий кризис. Выполняется она только если «богатые» ( в терминах моей модели, в ее категориях) тратят весь свой доход на инвестиции и на свое потребление. Если же они не тратят его таким образом, если остается некоторая часть их дохода за вычетом инвестиций и потребления, то формула не выполняется (нет равенства между левой и правой частями) и такое развитие ведет к кризису, потому что тогда не весь совокупный продукт может быть потреблен».

      Что  именно я имею в виду под богатыми и бедными в данной постановке вопроса, куда могут идти деньги «богатых», помимо их потребления и инвестиций и т. д., читатель может узнать из моих статей «Формула бескризисного развития экономики», «Уточнение формулы бескризисного развития экономики» и «Полемика с украинской Академией Наук». Но я полагаю, и приведенного отрывка достаточно, чтобы увидеть уровень профессионализма рецензента.

     Еще одним направлением, по которому я пытался продвигать признание моей философии, было участие во всевозможных открытых и не открытых философских или около философских семинарах и организация собственных семинаров и даже открытого университета. К сожалению, уровень всех (не моих) философских и около семинаров в Киеве, в полном соответствии с состоянием философии сегодня в мире (в связи с отсутствием признанного метода обоснования) и в Украине особенно (в связи с советским наследием в ее философии) был низок. И мне либо вообще не давали возможности сделать сообщение по единому методу обоснования (как это было на семинаре Ишмуратова, междисциплинарном и других), опасаясь того, как будут выглядеть сообщения других участников семинара в свете единого метода, либо, если давали, то не понимали (большинство участников и руководителей) и пытались ошельмовать метод. Об уровне киевских философских и около философских семинаров можно судить, прочтя упомянутые уже мои статьи: «Концепция устойчивого развития», «Атомная энергетика и мораль» и др., в которых я разбираю доклады руководителей междисциплинарного семинара академиков Згуровского и Барьяхтара. (А также по статье «Циклы Кондратьева и «через кризис к выздоровлению»», в которой я разбираю статью Згуровского). При этом надо заметить, что междисциплинарный семинар - это один из лучших, если не самый лучший среди таких семинаров в Киеве и самый популярный. На семинаре Ишмуратова в ИФ, когда я его посещал, докладывались аспиранты (ставшие затем докторантами), перешедшие в философию после мехмата университета и развлекавшиеся тем, что одевали в математику кантовский моральный императив и тому подобные философские «бренды», не интересуясь при этом, соответствуют ли действительности (опыту) исходные посылки этих «брендов».

     Что касается семинаров при Доме Ученых, то большинство из них были просто псевдо научными, пропагандирующими мистику, экстрасенсорику в далеко не научном ее представлении, веру в инопланетян, авотар, контактеров и прочее. (В кулуарах мне доводилось краем уха слышать, как меня самого зачисляли то ли в контактеры, то ли в авотары). На этих семинарах договаривались на полном серьезе до того (доцент из университета), что долмены и прочие памятники неолита созданы инопланетянами. («Еще раз о науке и псевдо науке»).

      Отдельно надо отметить так называемый семинар академиков при Доме Ученых, создателем и руководителем которого был покойный академик Амосов, а после его смерти его сменил академик Малиновский, кибернетик, соратник Глушкова. Хотя это был весьма закрытый семинар, мало кто знал даже о его существовании, мне удалось дважды на нем выступить. Причем во второй раз я докладывал именно единый метод обоснования. Я возлагал на этот доклад большие надежды и жестоко разочаровался. Безусловно, среди участников этого семинара были и настоящие ученые, каждый в своей узкой области (хотя были и откровенно дутые величины). И, тем не менее, опыт общения с этим семинаром более других показал моральную гнилость научной среды в Украине и низкий уровень аналитического мышления ученых за пределами их узкой специализации. Как именно это появилось при обсуждении моих сообщений, читатель может узнать из статьи «Академики».

     Свой первый собственный семинар я организовал довольно скоро по приезде в Киев из Израиля. В нем принимало участие человек 5 ученых и инженеров интересующихся философией и проблемами общества и пробующих свои силы в этой области. Причем некоторые их работы были, безусловно, интересней, чем достижения современной официальной украинской философии, которые вряд ли кто может хотя бы назвать. (В качестве примера назову книгу Яцкевича с исследованием марксизма, которую я в дальнейшем разместил на сайте организованного мной института). Но также, как и меня, философский официоз их в упор не желал заметить. Этот семинар просуществовал около года, хотя с некоторыми из его участников я в дальнейшем возобновил и продолжил творческое сотрудничество.

     Затем через некоторое время я организовал открытый университет при всеукраинской научно-технической библиотеке им. Вернадского. При библиотеке существовал сектор массовых мероприятий и работы с читателями (или что-то в этом роде), который раз в месяц устраивал там публичную лекцию какого-нибудь ученого. Я увидел объявление об одной такой лекции, пришел на нее, выступил в обсуждении доклада и привлек этим внимание и публики и заведующей этим сектором. Она предложила мне прочесть лекцию в рамках их деятельности и развить более подробно идеи, которые я излагал сжато при обсуждении. Я согласился, прочел, лекция понравилась и слушателям и ведущей, и так возникла идея систематического цикла моих лекций по всей моей философии, с возможностью привлечения к этому еще философов и ученых. Назвали это открытый университет. Я читал лекции два раза в неделю в течение, примерно, полугода. Росло число посетителей (под конец приходило человек по 100) и их качественный состав, появлялось все больше кандидатов и докторов наук. Пока в один прекрасный день, как гром среди ясного неба, ведущая объявила мне, что дирекция библиотеки решила закрыть университет. Причину, которую она назвала, я даже не запомнил. Но это было что-то уныло бюрократическое, типа «в связи с переучетом шницелей столовая закрылась навсегда». А, в общем, у меня не было сомнения ни  тогда, ни сейчас, что философская мафия, узнав об университете, подсуетилась, чтобы закрыть его.

    Вершиной деятельности в этом направлении был мой семинар при Доме Ученых Украины, который просуществовал 4 года. Возник он после того, как на междисциплинарном семинаре, который я регулярно посещал, выступая в обсуждениях докладов, у меня появились сторонники, которые стали предлагать создать свой семинар. Один из них свел меня с заведующей сектором научных семинаров при Доме Ученых и та, судя по всему уже наслышанная о моей философии, прервав меня в начале объяснений, дала согласие на семинар. На этот раз философская мафия, учитывая, что я набрал уже некоторую популярность в Киеве через участие во многих семинарах и начавшуюся уже мою деятельность в интернете, не решилась просто закрыть семинар под предлогом «переучета шницелей». И все-таки, они заставили меня самому закрыть его после 4-х лет непрерывной подковерной борьбы. Мне периодически устраивали разные провокации во время семинаров, но главным средством было давление на тех участников семинара, ради которых я, собственно, и затевал его. На любые открытые семинары в Киеве (и наверно не только в нем) ходит довольно много пенсионеров, которым просто делать нечего и хождение по семинарам для них – способ убить время. Такие слушатели, как правило, – просто балласт, снижающий уровень семинара. Но ко мне приходили также ученые, сотрудники разных институтов, которые придя первый раз, демонстрировали высокую заинтересованность, заявляли о намерении ходить постоянно, приводить коллег, самим делать доклады и т. д., обменивались со мной телефонами и после этого исчезали. А когда и если я дозванивался до некоторых, это были уже совсем другие люди. Голоса их были скучны, неприязненны и они придумывали разные предлоги для объяснения, почему  они не могут приходить на семинар. О том, что на них оказывалось давление их начальствами, чтобы они не ходили на семинар, в некоторых случаях мне доподлинно известно. Один двурушник, постоянно ходивший на семинар и даже выступавший с хвалебными речами по поводу моих докладов, а втайне доносивший о том, что происходит на семинаре, начальству в институте философии и подговаривавший других не ходить на семинар, когда я раскрыл его двурушническую деятельность, заявил мне: «А это – конкуренция». В общем, не философия, а сплошные «интеллигентские штучки» по Пазенку. В конечном счете, моим противникам удалось добиться того, что на семинар стали приходить одни скучающие пенсионеры. И тогда я закрыл его, сообщив в интернете, что «не желаю быть фиговым листком на сраме украинской философии».

     Наконец, еще одно направление, в котором я стал продвигать мою философию после того, как убедился, что меня полностью зажали с философскими публикациями и в газетах, это – интернет. Интернет – это царство свободы. Во всяком случае, по сравнению со всеми другими возможностями в сфере слова. К сожалению, свободы для всех, в том числе всяких трусливых подонков, свобода которых вне интернета ограничена хотя бы опасностью схлопотать по морде. В интернете же, укрывшись за псевдонимами и ничем не рискуя, они, компенсируя свою ущербность, распоясываются до предела, поливая грязью направо и налево. Мне попадались философские сайты просто уничтоженные потоками грязи с матом, поскольку их организаторы не догадались либо отсечь вообще комментарии, либо модерировать их и вступили в полемику с подонками, кончив тем, что сами перешли на мат. Еще более того интернет залит порнухой и похабелью. Наконец, даже сайты, которые претендуют на научность, в частности философские, заполнены в основном всяким псевдо. В одних под видом философии идет всякая мистика, эзотерика и прочие шизы. Есть много форумов, участники которых философствуют в духе, стиле и на уровне «письма ученому соседу» Чехова, как будто никакой философии (равно как и других наук) до них не существовало и не существует, и вот они собрались и начинают решать, как же нам жить, чтобы «не было всего этого». Затем, исполнившись важности, они предлагают нам что-нибудь сногсшибательно новенькое, типа «Давайте жить дружно». Менее распространена, но тоже имеет свою нишу, разновидность философского псевдо, претендующая на строгую философскую научность, которая, по мнению этих граждан, заключается в умении жонглировать философскими категориями, фигурять замысловатыми философскими терминами, в обильном цитировании и ссылках на авторов известных и мало известных, но при отсутствии такой малости, как глубина мысли и строгость обоснования. (В качестве обоснования здесь идет ссылка на авторитеты, а не метод обоснования, выработанный рациональной наукой).

    Несмотря на эти недостатки интернетной свободы я воспользовался ею и не жалею. Однако, следует заметить, что хотя интернет и предоставляет каждому свободу слова, это еще не значит, что тебя в нем кто-либо заметит и прочтет. Интернет – это океан информации и разместить в нем где-нибудь свой блог – это почти то же самое, что бросить в океан бутылку с запиской в надежде, что она не просто будет кем-то найдена, но еще и попадет в руки адресату. Правда, есть способы раскрутки сайтов, например, за деньги и другие тоже малопочтенные, но я ими пренебрегал. Я просто открыл себе две странички на двух серверах и размещал там свои работы. Первый год дело продвигалось настоль медленно, что казалось  - напрасный труд. Но затем первые читатели стали приводить новых, те еще и потихоньку дело раскрутилось. Сегодня у меня по минимальной прикидке – тысяч 200 читателей, правда, не только на этих двух моих личных блогах, но также включая сайт института философии и проблем общества (негосударственное объединение), который я организовал  и несколько электронных журналов, библиотек и серверов, где размещено довольно много моих работ. Все это несмотря на то, что и в интернете мои противники вели против меня диверсионную работу. Пропадали с сайтов или портились (резались) мои работы, со счетчиков, доступных читателю (что является честным способом привлечения новых читателей) сбрасывались (уменьшались) показатели типа числа читателей, рейтинга и т. п. Бывали разного рода провокации. А один раз даже исчез мой главный личный блог (на сервере «Заграница») и почти одновременно – сайт института. К истории с этим исчезновением я еще вернусь в дальнейшем.

     Но, несмотря на все эти препятствия, работа в интернете принесла свои плоды не только в виде числа читателей, хотя именно их рост был причиной других успехов. Меня стала замечать сначала, назовем ее так, философская общественность. Я имею в виду ту часть интеллигенции, научной, прежде всего, но не только, которую волнуют проблемы стоящие перед страной и человечеством и требующие философского осмысления. И поскольку официальная философия в силу причин, о которых я не раз писал (в том числе выше), не помогает этому осмыслению, то эти люди занялись самостоятельным их осмыслением и стали образовывать всевозможные сообщества, базируясь, прежде всего, на интернет. К ним стали примыкать и академические философы из числа, как правило, молодых и недовольных положением дел в официальной философии. Все это не могло не повлиять и на отношение ко мне официальной российской, а потом и западной философии (на украинскую – наследники Трофима Лысенко – это до сих пор не повлияло). В последние пару лет я стал получать приглашения на российские и международные конференции, сначала в виде уведомления всем желающим принять участие, затем и персональные.

     Из-за отсутствия денег, которое также является результатом борьбы со мной моих противников (о чем я расскажу позже), я поначалу не ездил на эти конференции. Но когда я получил персональное приглашение от одного из организаторов и руководителей Международного Философского Форума в Афинах, под эгидой ЮНЕСКО, я решил, несмотря на финансовые трудности, принять в нем участие. Об этом Форуме и истории моего участия в нем я расскажу подробнее.

     То обстоятельство, что Форум  - под эгидой ЮНЕСКО, а я получил на него персональное приглашение, ничего не зная о нем и, тем более, еще не подавая заявки на участие, породило во мне ощущение, что здесь я могу прорваться со своей философией, как говориться, по большому. Дальнейшее развитие событий усилило это ощущение.

    Приглашение я получил от одного из директоров Форума, Кондрашина, представляющего Россию (двое других были греки), с которым до этого не только не был знаком, но и слышать не слышал о нем. Получив приглашение, я попытался отыскать информацию о Форуме в интернете, объявление о нем, его сайт и т. п. и не нашел. Приглашение я получил в конце декабря 2009г и ответил на него не сразу, поскольку, во-первых, было время (Форум намечался на Октябрь), а во-вторых, я в это время только начал новую статью «Глобальный кризис человечества и научно-технический прогресс» и именно ее решил послать на Форум. Статья получалась большая (я рассматривал там совсем не те связи между кризисом и прогрессом, которые традиционно рассматриваются) и я закончил ее только месяц спустя после получения приглашения Кондрашина. Отправляя ее Кондрашину, я спросил его также, где я могу познакомиться с  информацией о Форуме, увидеть его сайт. Кондрашин статью одобрил, а про сайт сказал, что тот еще не готов, но скоро будет и он мне сообщит его координаты. После этого я еще с месяц работал над переводом статьи на английский (нужно было на русском и английском) и только когда отправил Кондрашину английский текст, получил от него координаты сайта Форума. К моему удивлению я обнаружил на этом сайте, кроме моей, еще буквально пару статей. А рассылка с информацией о Форуме была распространена в интернете еще месяц спустя. Все это дает основание предполагать, что Форум был организован специально под меня, для того, чтобы дать мне возможность добиться признания моей философии, которую где-то там наверху в ООН (частью которого является ЮНЕСКО) оценили уже как важную и нужную человечеству (как я ее и сам оценивал и оцениваю). То, что оценили именно в ООН – естественно, поскольку именно эта организация занимается делами всего человечества и потому ставит интересы человечества превыше интересов национальных, государственных, партийных и т. п. В то время, как национальные правительства, партии и т. п., чего бы они не декларировали, на самом деле ставят национальный, партийный и т. д. интерес выше общечеловеческого. Моя же философия, как и положено настоящей философии, на первое место ставит общечеловеческий интерес. Но поскольку ни ООН ни ЮНЕСКО не могут сами провозгласить какого-либо философа признанным, а это может сделать только сообщество самих философов, а западному философскому миру я не был знаком, т. к. не публиковался на английском, а российский и украинский официоз меня не желал  «пущать» из-за своих амбиций, то и был избран путь такого вот международного Форума «под меня». А в качестве его действительного организатора и руководителя был избран Кондрашин, поскольку, во-первых, он русский. (Если бы меня приглашал англоязычный философ, было бы непонятно, на основании чего, ведь он не мог быть знаком с моей философией, написанной на русском). А во-вторых,  нельзя было поставить во главе Форума какого-нибудь Степина или его подчиненного, т. к. они могли бы не согласиться или вредить мне по ходу и тем свести затею на нет. Кондрашин же, хоть и защитил где-то, когда-то кандидатскую по философии, но по профессии - дипломат и был даже послом в Греции (откуда и связи с ЮНЕСКО). К тому же он был как бы в оппозиции к официальной российской философии. Он имел контакты и общался со Степиным и прочими академиками, но фрондировал, позволял себе шутливо обвинять их в том, что они – не философы, а преподаватели философии. (Шутка, которую я слышал от самих клевретов Степина, когда на неком круглом столе, где-то в середине 90-х, на который мне удалось прорваться, я обвинил Степина и Лекторского в нарушении обещания опубликовать мои статьи по единому методу). При этом Кондрашину разрешили организовать и провести этот Форум только при условии моего участия в нем. Поэтому он и не мог давать объявление о нем и выставлять в интернете его сайт, пока не поучил от меня английский текст статьи.

     Так это все выглядело. Дальнейшее развитие событий дало дополнительные аргументы в пользу этой гипотезы. Еще до размещения моей первой статьи на сайте Форума Кондрашин просил меня рассказать ему в письме о себе. Довольно странная просьба для данной ситуации. Ведь не я его просил разрешить мне участвовать в Форуме, а он меня просил принять участие. На основании чего, спрашивается, просил? Логично предположить, на основании знакомства в интернете с моими работами. (Кстати, как выяснилось в дальнейшем, он практически не был знаком с моей философией, а в ее основах: теории познания, едином методе обоснования и т. д. и разобраться был неспособен по причине хотя бы его дипломатического образования, весьма далекого от естественных наук). Какую ж еще тебе нужно информацию обо мне для моего участия, кроме этой и моих анкетных данных, которые я уже указал в приложении к статье? Значит, мои противники подсуетились и подбросили Кондрашину информацию о моей отсидке в израильской тюрьме в надежде, что это заставит его отказать мне в участии. А то, что он не отказал, свидетельствует не о его кристальной моральной чистоте, а о том, что отказав мне, он не получил бы согласия на проведение Форума под эгидой ЮНЕСКО. О моральной его чистоте говорить не приходится потому, что он все же вступил в сговор с моими противниками и двурушничал на протяжении всей подготовки к Форуму и во время его. В результате чего мне так и не удалось с помощью Форума достичь, того, на что я рассчитывал, и что имелось в виду руководством ЮНЕСКО.

     До начала Форума я успел послать Кондрашину 7 статей (переводя и дорабатывая уже написанные ранее). 5 из них он разместил на сайте Форума. Это было больше чем у любого другого участника (хотя в Форуме приняли участие и известные в мире философы и академики из России, включая Степина). Что касается двух отвергнутых, то последняя была послана мной перед самым началом Форума, когда уже было принято 5 моих статей, так что можно не разыскивать тайных причин ее отвержения. Можно предположить, что Кондрашин не успел ее прочесть или и так уже было много моих статей. Но история с другой моей отвергнутой статьей («Экономика  и мораль») представляет интерес. Это была третья из посланных мной статей и Кондрашин ее отверг под предлогом, что эта тема уже и так достаточно обсуждалась в печати. Это было верно на тот момент (даже Медведев в одной из своих речей упомянул роль морали в экономике), но неверно на момент написания статьи 2-3 года ранее. Тогда, когда я написал эту статью (и сбросил ее в интернет), среди экономистов господствовала точка зрения, что мораль отдельно, а экономика отдельно. Рыночная экономика не зависит от морали, рынок сам все отрегулирует. Эта концепция восходит еще к Адаму Смиту. Я же, исследовав эволюцию рыночной экономики, показал, что, хотя во времена Адама Смита это было более-менее верно, но сегодня это уже не та рыночная экономика, что была во времена Адама Смита, и объяснил, почему сегодня она зависит от моральности общества. Кроме того, я не просто болтал про мораль «вааще», я в рамках моей философии развил теорию оптимальной морали  и таким образом указывал конкретный путь выхода из ситуации (который включал не только эту статью, но и всю мою макроэкономическую теорию). Именно после размещения в интернете этой моей статьи пошли все эти разговоры в СМИ о роли морали в экономике. И как это сейчас стало универсально принятым (в полной аналогии с историей с Пазенком), я и моя статья при этом не упоминались. А вместо серьезных исследований предмета с выяснением причин, обоснованием  и указанием путей выхода из ситуации, происходило забалтывание предмета, после которого все как бы знают, уже слыхали о необходимости морали в экономике, но от этого ровным счетом ничего не меняется. Кроме того, что самые громкие из болтунов набирают себе еще большего научного авторитета, чтобы потом с еще большим успехом давить тех, кто способен делать настоящее и нужное исследование. Нужно ли говорить, какой вред приносит такая практика обществу. В частности, например, Медведев, со слов этих болтунов знающий о роли морали в экономике «вааще», о моей макроэкономической теории, включая упомянутую статью, уведомлен не был. Мало того, я писал Медведеву о моей макроэкономической теории, предлагая свои услуги для выработки российской макроэкономической политики. Но судя по тому, что ответа на это письмо я не получил, советники Медведева, из породы тех самых болтунов - карьеристов, делающих карьеры на забалтывании ценных идей, не ими придуманных, это мое письмо к Медведеву не пропустили. Дабы это не помешало им делать свои карьеры и далее.

    Можно, конечно, допустить, что все это Кондрашину было неведомо. Но… Я на письмо Кондрашина с отказом публиковать «Экономику и мораль» не отреагировал, а продолжил посылать ему другие статьи. Но потом, когда я хотел процитировать это письмо в какой-то моей статье или письме, развивая тему воровства чужих идей и их забалтывания, я обнаружил, что оно исчезло из моего «ящика». Кстати, это был не первый и не последний раз, когда электронные письма уже полученные и прочтенные мной затем исчезают из «ящика». А судя по тем, которые исчезают после прочтения, можно только представить себе, какое количество писем исчезает до того, как я их прочел. Мало того, многие электронные письма я получаю не в день их отправки, а на два-три дня и даже неделю позже (чаще всего это письма с уведомлением о той или иной конференции). Это значит, что я сижу «под колпаком» и какая-то структура цензурирует всю мою корреспонденцию и решает, какие письма пропускать ко мне, а какие нет. Причем структура многоуровневая и время от времени после того, как чины нижнего уровня выбраковывают какие-то письма и передают об этом информацию наверх, высшие чины, подумав несколько дней, решают, что некоторые из них можно пропустить ко мне, вреда, мол, не будет. Так появляются письма с задержкой. Кроме того, огромное число моих писем, как электронных, так и по почте, не доходят до адресатов, о чем я знаю достоверно в тех случаях, когда у меня есть обратная (скажем телефонная) связь с адресатом. Я даже раз или два затевал почтовое расследование, естественно, без результатов (не считая моих расходов на него). Все это нанесло мне колоссальный ущерб. Я не знаю, скольких потенциальных участников моего института я лишился из-за того, что статьи, которые они мне посылали, до меня не доходили. А в сочетании с давлением на тех, кто уже со мной сотрудничал (вспомним только уволенных редакторов Лодину и Лигачеву) это изолировало меня от среды моих потенциальных сторонников и соратников. А достигнутую таким образом изоляцию затем использовали в информационно психологической закулисной борьбе, представляя меня как человека неуживчивого, а то и ненормального, с которым нельзя иметь дело и т. п.

    Но вернемся к Кондрашину и Форуму. Конечно, не Кондрашин и не старшие апостолы - философы сами своими руками осуществляли электронную цензуру моей корреспонденции. Это - дело рук неких силовых структур, не обязательно государственных (сегодня такими структурами, соизмеримыми по мощи с государственными, обладают и олигархи и разные организации), а если государственных, то не обязательно с согласия их властей. Но хоть это и не было прямым делом рук философской мафии, нельзя сказать, что она была здесь ни при чем. Во-первых, это делалось в их взаимных интересах, а во-вторых, в координации между сторонами. В частности, в данном случае, надо полагать, старшие апостолы – философы, из числа тех, кто уже эксплуатировал мою идею насчет экономики и морали без ссылок на мою работу, дали указание Кондрашину завернуть мне статью. Но когда Кондрашин в качестве предлога для отказа написал, что идея уже обыграна в печати, они сообразили, что дают мне карты в руки для обвинения их в воровстве идей. И тогда связались с силовыми структурами, которые цензурировали мою корреспонденцию с просьбой удалить из моего «ящика» эту статью. В порядке, так сказать, зачистки улик.

     Но главные события развернулись на самом Форуме. В первые два дня, когда присутствовала представительница ЮНЕСКО, Кондрашин старательно отрабатывал задание продвигать меня. Т. е., по крайней мере, изображал это. Он уговорил меня сказать вступительное слово, а представляя меня публике, плел такие дифирамбы, что пока он не назвал мою фамилию, я не мог поверить, что это относится ко мне. Там было и «необычайно талантливый» и «сотни идей» и много еще всего. Сначала я был просто удивлен такой подачей и лишь со временем понял, что в этом преувеличении был двойной смысл. Для представительницы ЮНЕСКО это было старательное, пусть даже чрезмерно, пусть даже с придурью, выполнению ее задания, а для своих – намек, что это всего лишь игра. Такая же игра, как когда клевреты Степина на упомянутом круглом столе заявляли мне, что они не могут меня опубликовать, потому что, по темноте своей не могут понять единый метод обоснования. Ведь они всего лишь преподаватели. «Может быть, будущие поколения Вас поймут»

      Кроме того, в эти первые два дня Кондрашин сам вызывал меня выступать несколько раз (по разным моим статьям). А при обсуждении других выступлений, стоило мне поднять руку, мне давали слово прежде других и не ограничивали во времени. Но все изменилось на 180 градусов, когда представительница ЮНЕСКО отбыла в родные пенаты. Утром третьего дня Кондрашин объявил, что она осталась очень довольной Форумом и обещала его повторение в следующем году с увеличением финансирования от ЮНЕСКО. После этого мне больше не давали слова ни для доклада, ни в обсуждениях, сколько я ни тянул руку. А между тем я еще в предыдущий день, когда была представительница ЮНЕСКО, договорился с Кондрашиным об еще одном докладе, причем незапланированном, не по поданным на Форум статьям и имеющем чрезвычайно важное значение.

     Дело в том, что программа Форума носила, так сказать, чисто гуманитарный характер: мораль, ценности и ситуация в мире в этом аспекте. В соответствии с этой программой я никаких моих работ, относящихся к теории познания и единому методу обоснования, не подавал. Хотя понимал, конечно, что вся эта чисто гуманитарная философия, не поставленная на твердую основу, которую может дать только теория познания и единый метод обоснования, тяготеет быть пустой болтовней. Свою философию я ж и выстроил на этом основании. Но не я был организатором Форума. И я, хоть и получил персональное приглашение участвовать в нем, не чувствовал себя вправе навязывать руководству свое представление о том, какая программа должна быть у этого Форума.  Но когда я увидел, что Форум действительно превращается в пустую болтологию (как это имеет место сегодня, к сожалению, на подавляющем большинстве философских форумов и конференций), когда выступающие по часу говорят тривиальности, типа того, что философия – это хорошо и ее нужно развивать, не определяют понятий, которыми оперируют, не дают обоснования своим выводам и между ними и аудиторией не возникает ни понимания, ни диалога по существу, я сказал об этом Кондрашину. (Более подробно о том, что из себя представлял этот Форум, я написал в открытом письме ЮНЕСКО, а также в паре статей – комментариев на статьи – доклады из числа лучших на этом Форуме, Л. Баевой и P. Nicolopolus). И сказал, что для того, чтобы изменить эту ситуацию, надо чтобы я сделал незапланированный доклад по единому методу обоснования. Кондрашин, опасаясь, что если он откажет мне, я начну обращаться к содиректорам Форума и это услышит представительница ЮНЕСКО, согласился. Но когда она уехала, он и не думал выполнять свое обещание. Когда я напомнил ему о нем, он сказал: «Вы не волнуйтесь, я сделал Вам такую рекламу, что скоро люди начнут сами к Вам обращаться и Вы будете им объяснять Ваш метод обоснования». Но поскольку реклама его была с двойным дном, то обратилось ко мне всего пара человек.

     Видя, что прорыва на этом Форуме мне достичь не удастся (также и потому, что подавляющему большинству его участников, включая руководство, далекому от естественных наук, для восприятия единого метода обоснования потребовалось бы не одно сообщение, а солидный курс), я возложил надежду на резолюцию, которая должна была быть подана в ООН. Я сказал Кондрашину, что надо включить упоминание о методе в эту резолюцию. Он сказал, что в последний день будет обсуждение резолюции и там «Вы выступите и предложите включить и, если Вас поддержат, включим». Но при обсуждении, сколько я не рвался и не вопил с места, мне слова не дали. И хотя предложение включить упоминание о едином методе в резолюцию было сделано другим участником Форума (с которым мы были давно знакомы через интернет), в резолюцию оно все равно не попало. Кстати, это обсуждение было лишь фиговым листком, на обсуждение не был подан проект резолюции, а текст резолюции выработали сами директора, уже когда все разъехались, и к обсуждению он не имел никакого отношения. Да и представлял он из себя пустой набор пышных фраз с призывами к дружбе, взаимопониманию и т. п.

     Так философской мафии, воюющей против настоящей философии методами мелкой уголовщины, включая игру в так называемую «дурку», удалось «развести» ЮНЕСКО и свести на нет его намерение с помощью Форума дать дорогу моей философии. Впрочем, кое-какие результаты, не считая самого факта моего участия в этом Форуме и пяти статей на сайте Форума, все же получились. Подобно тому, как после выхода «Неорационализма» киевская философская мафия испугалась и разрешила мне сделать еще пару сообщений в ИФ и преподавать один семестр мою теорию познания в Киево Могилянской Академии (пока не сообразили, что могут и дальше давить меня без проблем), так и на сей раз, после того как появилась моя первая статья на сайте Форума, был принят мой доклад, связанный с единым методом обоснования, на международную конференцию «Философия физики» в Москве. Я, правда, на эту конференцию поехать не смог (не хватало денег и на Афины и на Москву), но тезисы моего доклада в сборнике конференции вышли. В то время как до этого, сколько я ни подавал заявки на участие в подобных конференциях в Москве (например, дважды на всероссийский философский конгресс), с приложением статьи, связанной с единым методом обоснования, всегда получал отказ без объяснения причин. Получилось, что как только мою философию начали признавать где-то «наверху», так «преподаватели философии, не могущие понять единый метод обоснования», вдруг сразу его поняли.

     Еще один мой доклад, связанный с единым методом обоснования, был принят уже в этом году на международную конференцию «Глобалистика 2011», опять под эгидой ЮНЕСКО в Москве. Связь с ЮНЕСКО, я думаю, в принятии этого доклада тоже имела место, хотя не думаю, что конференция была под меня (приглашение на нее не было персональным). И опять, как и в предыдущий раз, организаторы конференции, пропуская в угоду ЮНЕСКО мой доклад, все равно нашли способ подкузьмить меня. Я собирался ехать на эту конференцию и просил руководство зарезервировать мне место в общежитии университета на время конференции. (На гостиницу у меня не было денег). Кстати, о том же я просил в свое время Кондрашина и поскольку Форум был «под меня», Кондрашин обеспечил мне бесплатное проживание в Афинах. Но здесь они не включили меня в список тех, кому предоставили место в общежитии. Без объяснений. Ну а я объясняю. Знали, что у меня нет денег на гостиницу и для того и не включили, чтобы я не смог приехать и продвигать там метод. А то, что статья вышла в сборнике трудов конференции, ну так многие ли читают эти сборники?

     Я уже не первый раз упоминаю, что у меня не хватало денег на поездки и вообще на продвижение моей философии (да и просто на жизнь) и что это не от неспособности заработать их, а потому что и философы и политики (украинские) заботились, чтобы у меня их не было. Роль философов в борьбе с философией я уже осветил, а к политикам перехожу в следующей части.