Дух по-израильски и по-украински
А. Воин
28.4.10
В начале моего пребывания в Израиле, в конце 70-х я
написал небольшую статью «Дух». Позже она вошла в книгу «Записки оле», часть
которой, включая ее (с небольшими сокращениями), была опубликована в журнале «Кинор» (№5, 1985). С тех пор
прошло много времени, но обстоятельства в Израиле, побудившие меня написать эту
статью, мало изменились. В Украине же и вообще в странах бывшего Союза
обстоятельства изменились с тех пор сильно, но изменились таким образом, что
написанное мной тогда актуально теперь и здесь. Кроме того, моя философия и
публицистика, включая эту статью, сильнейшим образом повлияли на мою личную
судьбу и продолжают влиять и сегодня. Все это побудило меня вновь вернуться к
этой теме и продолжить статью.
Вот текст исходной статьи с (небольшими сокращениями).
Дух
Когда 10 с лишним лет назад меня судили в Сибири, куда я ездил на заработки с комсомольским отрядом на освоение
нефтьюганского месторождения, товарищеским
судом за побитие антисемита, сказавшего «жидовская морда», я был потрясен не
тем, что судили несправедливо, изгнали из отряда, грозили передать в суд и
прочее, а глобальным расхождением ментальности моей и той среды, в которой я
тогда оказался. Среда совершенно спокойно, уверенно и единогласно полагала, что
называть евреев «жидовскими мордами» вполне естественно и не дурно, а
возмущаться этим, а тем более драться – дурно и преступно. Я был
противоположного мнения. Расхождение было стрессовым. Моя полная уверенность и
их полная уверенность. Разговор шел на двух языках, хотя оба – русские. Мои
аргументы, ссылки на Ленина, Горького были для них как об стену горох. Это в
коммунистическом то Советском Союзе, в комсомольском отряде мне прямо так и
говорили: «А при чем тут Ленин, когда в закарпатской Библии евреи называются
жидами. А вот в армии с нами служили евреи, мы их называли жидовскими мордами и
они не обижались».
Их аргументы логически никак не могли достать меня, но
принятость, естественность их точки зрения против моей единственной, вот что
потрясло меня. А ведь тогда мое положение было гораздо лучше, чем теперь. Мое
одиночество в противостоянии другой ментальности было временным и локальным. Их
всего было 100 человек (не считая более высокого руководства, причастного к
суду) и происходило это в глухоманной Сибири. А в то же время в Киеве у меня
была среда единомышленников, в единомыслии которых я был уверен (и не зря) и
был уверен даже в их поддержке в борьбе, которую собирался начать по приезде в
Киев (и тут ошибался). Существовал, наконец, Израиль. И вот я в нем.
Тут нет расхождений по вопросу о том, оскорбительно ли
национальное оскорбление и жидовские ли мы морды. Те гордые одиночки, которые
восстали когда-то против унизительного положения евреев во всем мире, столь уже
привычного и нормального там, победили, наклепав 3 миллиона евреев в Израиле,
не желающих быть «жидовскими мордами». Но пропасть между моей ментальностью и
ментальностью общества по другим вопросам еще глубже, чем была в Сибири, мое
одиночество гораздо полнее. Вот даже Ахува и ее подруга Хана – девушка,
безусловно, одухотворенная, пишущая неплохие стихи, не понимают меня. – «Ну,
конечно, демонстрация гомосексуалистов, это уж слишком, но что плохого в том,
что они поступают так, как им нравится, если они при этом никому не мешают?».
Ну, а что плохого в том, что кого-то назвали «жидовской
мордой»? Национальное оскорбление? А что такое национальность? И что такое
оскорбление?! Вопрос очень не пустой именно в новоментальном обществе. Ведь
оскорбляется достоинство, а достоинство в новоментальном бездуховном обществе –
нечто совсем другое, чем в обществе с духовными ценностями. Мое достоинство
оскорбляется самим фактом, что я живу в одном обществе с педерастами и прочим
сбродом и они считаются нормальными гражданами наравне со мной. Но это только
мое достоинство, а достоинство новоментальных от этого ничуть не страдает.
Прагматичное возражение: Ведь в каждом обществе
существуют гомосексуалисты, как и прочие пороки и преступность. – Да, но в
обществе, где есть закон, запрещающий все это, несмотря на то, что не все
нарушающие его караются, самим существованием закона защищается достоинство
нормальных граждан – они не на одной доске с дерьмом.
Почему слова «жидовская морда», адресованные другому
человеку, должны были задевать меня? Можно построить пирамиду социологически –
статистических аргументов, доказывающих, что это не оскорбление или что, по
крайней мере, меня оно не касается.
Например, условно отнесение слов «жидовская морда»,
адресованных одному еврею, ко всем евреям, подобно тому, как «жирная морда»,
сказанное в адрес конкретного толстяка, рассматривалось бы как оскорбление всем
толстым. То обстоятельство, что фашисты истребляли евреев, как евреев, говорит
лишь о преступности фашизма, но не о том, что конкретная «жидовская морда» -
оскорбление всех евреев. То обстоятельство, что в любых обществах били и бьют
по временам отдельных евреев с упоминанием их еврейства, плохо лишь как любое
насилие и в качестве такового осуждено законом в любом цивилизованном обществе.
В тех же обществах существует насилие не только в отношении евреев и не всех
евреев бьют. Всегда есть «хорошие евреи». Ну и т. д., и т. д.
В этой плоской, двумерной, статистически –
социологической системе координат невозможно доказать, что «жидовская морда» -
это оскорбление еврейского народа, невозможно доказать, что мы евреи – народ и невозможно
прийти к выводу о необходимости исхода из Галута и возрождении государства.
Возродив свое государство, мы совершили акт высочайшей
духовности. Но кто это «мы»? Можно ли в это «мы» объединить гордых одиночек
зачинателей вроде Герцля, Ахад Гаама и Жаботинского и нынешнее трехмиллионное в
массе своей новоментальное население Израиля? Те, кто зачинали, были людьми
духовными и протест их был протест духовный против мерзости существования в
Галуте. Ну а разве мерзость существования может быть только в Галуте и не может
быть в собственном государстве?
- «Ну что плохого в том, что есть педерасты, если только
они никому не мешают?»
- А то, что, признавая их равноправное существование в
обществе, примеряясь с ним, как и с прочим дерьмом, порожденным сексуальной
революцией: проституцией, порнографией и т. д., мы не меняем мгновенно
статистическую картину общества: количество пидоров не возрастет мгновенно, но
мы качественно изменяем характер общества, изменяем его дух. Последствия такого
изменения невозможно проследить примитивными статистически – социологическими
методами, которыми общество закрывает себе глаза, чтобы спокойней спалось.
Столкнувшись с любой общественной проблемой, мы призываем на помощь статистику,
которая вычисляет нам, какой процент в обществе проституток, да какой процент
среди них из каких слоев населения, да как они сами относятся к ремеслу, да как
на сегодня к этому относится общество и т. п., после чего мы успокаиваемся,
будто чего-то сделали. А ведь это та самая статистика, которая бессильна при
решении самых примитивных экономических задач, без применения более мощных
методов математики и, главное, хороших моделей. И это хорошо известно. Но мы
предпочитаем утешение вместо истины. Мы больны неизлечимо и жаждем морфия вместо
болезненных операций.
Но последствия такого изменения могут быть и, как
правило, бывают глобальными. Мы, как правило, не можем ни предсказать, ни даже
почувствовать, как потекут самые различные процессы в обществе с изменившейся
ментальностью. Сегодня размыт уже высокий идеал любви, идеал женщины, достойной
любви, а завтра оказывается, что эти же мутные волны размывают идеал
патриотизма и гражданского долга и раматкаль (начальник генерального штаба)
вопит: что будет с Цахалом (армия Израиля)? Где хоть один, кто возопит: что с
нашим духом? А ведь Цахал не имеет самостоятельной ценности. Он стоит на службе
государства, а государство возникло, чтобы возродить духовно народ, который
именно дух свой не пожелал слить с духом других народов, среди которых жил 2000
лет.
А что теперь с нашим духом видно хоть из
статейки о кровосмесительтве в «Маариве» от 27. 7. 79. Мало того, что масштабы
его угрожающи, но главное, что он не рождает никакого протеста в новоментальном
обществе. «Психологи затрудняются объяснить, чем, собственно плохо
кровосмесительство». Ну, есть генетический фактор, но если с противозачаточными
пилюлями, то он отпадает. Ну да еще известно, что почему-то (странно, почему)
во всех без исключения обществах до новоментального, кровосмесительство
считалось страшным преступлением и каралось, как правило, смертной казнью. А
теперь всего лишь год, а в большинстве своем и вообще ничего, чтобы не
травмировать пострадавших девочек. (Гуманность к человеку за счет
человечества). Да и кровосмесительством считается, если ей нет 21-го года. Ну а
после – хоть с конем.
Кстати о сострадании и гуманности. Новоментальные, став
большинством, скидывают
овечью шкуру и показывают волчьи зубы, жестоко травя оставшихся прежне
ментальных. Но сострадание к этой боли уже не в моде. Вот педерастам, которых
разлучают, мы готовы сострадать. «Ах, они бедненькие, несчастненькие». А вот в
Натании два пидора перепортили, искалечили морально кучу подростков. Это –
исключение? – Нет, это нормальное продолжение нашей примирительности к самому
явлению.
Но все это частности, частности, мелкие детали. Как
ткнуть вас мордой, новоментальных в ваше дерьмо, чтобы вы несмотря на вашу принюханность и
небрезгливость, почувствовали его вонь, почувствовали, что мы уже в той
действительности, которую нарисовал Босх. Что сегодня одиночки просят тюрьмы,
чтобы она избавила их от собственной гнусности и оскотинения (реальный случай,
описанный в израильских газетах), а завтра мы все пожелаем атомной войны, чтобы
она уничтожила ставшее омерзительным человечество.
Теперь продолжение.
О том, что в Израиле ничего не изменилось с тех пор,
свидетельствует недавно появившаяся в интернете статья Авигдора Эскина,
проживающего там, «Ангел смерти пролетел над тель-авивским Содомом». В ней речь
идет о том, что неизвестный расстрелял из автомата членов тель-авивского клуба
гомосексуалистов, которые открыто проводили пропаганду гей культуры среди
подростков. В мое время открытой пропаганды гей культуры, да еще среди
подростков, в Израиле не было, что свидетельствует о том, что ситуация в этом
отношении не только не изменилась к лучшему, но даже ухудшилась.
Правда, в другом отношении Израиль значительно
продвинулся вперед за это время. Вдвое выросло население страны, возросла экономическая
и военная мощь. Это позволяет двумерным, бездуховным еще больше убеждать себя,
что все хорошо, а дух – это некая абстракция, придуманная для оправдания своей
никчемности теми, кто не умеет зарабатывать деньги, Только было уже все это в
истории. Рим, утратив свой дух, еще столетия гнил, держась на военной силе,
пока не прекратил своего существования. Возмездие за утрату духа приходит рано
или поздно. И не обязательно через столетия. А как по мне, то и до возмездия и
без него сытое оскотинение – это, как говорил Макаренко, «свиньям, а не людям
такое счастье».
Что касается Украины (в России то же самое), то, приехав
сюда в 1992, я застал картину, близкую в этом отношении к той, которую встретил
в Израиле. Правда, в начале 90-х основная масса здесь была еще по-советски
консервативна и настолько занята выживанием, что ей было не до пропаганды
сладкой и фривольной без тормозов жизни, которая (пропаганда), тем не менее,
вливалась сюда широкой рекой и через западные СМИ, а потихоньку и, чем дальше,
тем больше и через собственные. Но постепенно материальная жизнь в Украине
несколько отошла от границы выживания и картина уподобилась израильской с одним
все же, на первый взгляд существенным, различием. В Израиле, хотя его создание
и явилось актом высочайшей духовности и хотя в процессе его создания было много
разговоров о духе (одна из ветвей сионистского движения даже называлась
«Духовный сионизм»), слово «дух» уже настолько вышло из употребления, что
произносящего его просто не поняли бы окружающие. И даже слово «сионист» на
бытовом уровне приобрело негативный оттенок. (В устах официоза оно продолжало
употребляться, естественно, в положительном смысле).
А в Украине (тоже в России) про дух и мораль болтают,
пусть не на бытовом уровне, но в СМИ, так много, что от этого уже дырка в
голове. И хотя, надо признать, кое-что таки делается для возрождения духа и
морали и некий встречный процесс намечается, но в основном эта болтовня
остается болтовней и превалирует пока и сильно превалирует процесс дальнейшего
распространения пресловутой «новой ментальности» в обществе. Яркий, хотя и не
главный, пример тому – парады извращенцев под лозунгом «Гей славяне!».
Что касается влияния моей философии и публицистики на мою
судьбу в израильский период, то я описал его в книге «Философия и
действительность». Чтобы понятней было дальнейшее, изложу его здесь вкратце.
Даже из одной только статьи «Дух» ясно, что мои писания
не могли не раздражать израильские власти. Для власти ведь важно доказать, что
под ее руководством все хорошо и «правильным путем идем, товарищи». А тот, кто
доказывает, что этот путь неправильный, ей мешает. Важно также, что у власти в
Израиле тогда были так называемые «левые», партия Мапам, представитель которой
Шимон Перес и до сих пор трется у власти в качестве президента. У «левых», не
только израильских, но и во всем мире, произошла удивительная эволюция
идеологии. Изначально левые – это социалисты. А в Союзе, где социализм победил,
его «левые» социалистические власти боролись с «тлетворной буржуазной
идеологией». Но идеологи этой «буржуазной идеологии» на Западе, философы
экзистенциалисты и прочие идейные сексуал – либералы, также считаются левыми. И
в Израиле на момент моего приезда туда эти две противоположные «левые»
идеологии слились в одну, которая и провозглашалась партией Мапай и близкими к
ней. А я своей философией разрушал философский базис их идеологии. А главное,
что делал это успешно, доказательно (в отличие от советских философов, которые
тоже пытались это сделать по велению партии). И хотя широкие массы мало
интересуются философией, но именно подрыв философской основы идеологии
представляет опасность для власти. А не вопли в СМИ или на площадях типа «Перес
– дурак» (или «Ющенко – дурак» на Украине). Последнее понимал еще Юлий Цезарь,
который даже нанимал специальных хулителей, чтобы они бежали за его колесницей
и хулили его. Он первый сообразил, что черный ПИАР – это тоже ПИАР и приносит
пользу, а не вред. Ну а у израильских властей хватило ума понять, что моя
философия опасна для них. Ну а то, что она нужна Израилю и всему человечеству,
это их не волновало.
И вот, когда моя первая книга «Неорационализм», в которой
заложены основы моей философии, должна была выйти в печати на английском в
приличном издании (за это брался профессор философии тельавивского университета
Розен) и одновременно «Записки оле» должны были выйти в журнале «22», случился
«инцидент». Т. е. тогда мне казалось, что это случайный инцидент. У меня как бы
случайно возник конфликт с соседом, который, как потом оказалось, был псих со
справкой, к тому же склонный хвататься за нож. Подстроить конфликт с таким
типом, используя его втемную, для соответствующих органов не составляет труда.
В результате у меня произошло с ним два столкновения и в обоих он пытался применить
нож. Первый раз мы дрались один на один, и хотя он был с ножом, а я с голыми
руками, я успешно отбился от его атак, пока не подошли еще люди и он спрятал
нож, успев предупредить меня, что он со мной еще расправится. Во второй раз он
был с друзьями, включая его брата – махрового уголовника, я был опять один, но
с пистолетом, на который у меня было разрешение. В критической ситуации, когда
его брат висел у меня сзади на локтях, а он пытался ударить меня ножом в живот,
я все же сумел достать пистолет и ранил его. Рана была не смертельной, но от
осложнений, которые не должны были случиться в современной больнице (но
случились), он умер.
Несмотря на то, что на месте было человек 50 свидетелей,
набежавших во время драки и видевших, что он атаковал меня с ножом, полиция
грубейшим образом, запугав нейтральных свидетелей, пошила мне дело о
преднамеренном убийстве. Сам процесс происходил с грубейшим нарушением норм
закона. В частности мне не дали представить в суде важного свидетеля защиты.
Процесс сопровождался шельмованием меня и клеветой на меня в прессе, без
предоставления мне возможности ответить на нее. И в освещении процесса в прессе
и в процессе суда, в частности в обвинительной речи прокурора, хорошо
чувствовалось, что судилище надо мной происходит из-за моей философии. Мне чуть
ли не прямым текстом давали понять: «Ты хотел научить нас, как правильно жить,
так мы научим тебя, как свободу любить».
Я получил 9 лет, обжаловал в Верховный Суд, который через
3 года, наконец, рассмотрел мое обжалование и освободил меня на месте, но моей
полной невиновности, оправданной самозащиты не признал, несмотря на то, что она
железно вытекала уже из тех фактов, которые признал еще первый суд. (В чем
каждый желающий может убедиться, познакомившись с ними, например, в упомянутой
моей книге).
Таким образом, благодаря упорной борьбе, которую я вел за
свое оправдание в течение всего процесса, я вновь очутился на свободе через 3
года вместо пожизненного заключения, которое власть хотела сорганизовать мне за
мою философию. Но главной своей цели власть все же достигла: ни
«Неорационализм», ни «Записки оле» не вышли в печати, а на мне оставалось
клеймо убийцы и клевета, навешенная на меня во время процесса, что практически
не оставляло шансов на продвижение моей философии.
Правда, небольшая часть
«Записок», как я упомянул выше, вышла в журнале «Кинор» в 1985-м году,
буквально через пару месяцев после моей посадки. Это сделала моя соратница по
сионистскому движению в Киеве Мила Лодина, которая была замом главного
редактора журнала, а фактически редактором, и которая за это жестоко
поплатилась. Ее после этого уволили с работы и два года не брали ни на какую
другую и даже сам журнал закрыли. Что лишний раз свидетельствует, что суд мой
был судилищем и причиной его была моя философия. (За публикацию
произведений обычного уголовника ни в Израиле и нигде на Западе никто никого не
преследует). Таким образом
всем желающим меня опубликовать, давали знать, что их ждет, если они отважатся
это сделать. Сама же эта публикация мало что давала для признания моей
философии. Во-первых, опубликована была лишь малая часть «Записок». Во-вторых,
публицистика действует на эмоции, но не обладает силой доказательности, которой
обладает, точнее должна обладать настоящая философия (и моя, я считаю,
обладает).
Несмотря на видимую безнадежность дела, я, выйдя на
свободу, продолжил борьбу за продвижение мой философии, а также за свое полное
оправдание. Здесь не место описывать перипетии этой борьбы. Скажу лишь кратко,
что в результате этой борьбы, в ответ на нее, на меня было совершено два
покушения в виде попытки наезда машиной, одна из которых, как сказал бы
Высоцкий, была не совсем неудачной: я получил травмы, последствия которых
сказываются до сих пор. В обоих случаях были свидетели, которые сами подходили
ко мне и говорили, что видели, как машина пыталась сбить меня. Кроме того, меня
подтравливали, не так, чтобы убить сразу, но чтобы отнять здоровье. Меня
изолировали с помощью интриг и запугивания от всех моих друзей (достаточно
вспомнить судьбу Лодиной). Наконец, меня лишили источников существования,
выгоняя в короткие сроки с любой работы, которую я находил. Ну и само собой,
меня лишали любой возможности продвинуться с моей философией. Вот лишь один
пример, как это
делалось.
Я с помощью своей жены и недавно приехавшей
в Израиль американки перевел на английский первую часть моей книги (мою теорию
познания) и предложил ее вниманию также недавно приехавшего в страну профессора
философии бариланского университета Алекса Блюма. Она ему очень понравилась и он предложил мне сделать по ней сообщение у
него на кафедре. Назначили это через пару дней, но потом срок переносился
несколько раз. Наконец, сообщение состоялось и прошло, судя по реакции
слушателей, блестяще. На другой день я встретился с Блюмом, чтобы поговорить о
продолжении сотрудничества в надежде, что он предложит мне работу на кафедре.
Он сказал: «Мне стоило огромных усилий сдержать свое слово и дать Вам выступить
на кафедре. Но больше я для Вас ничего сделать не могу». Почему, было и так
понятно.
Тут у
некоторых читателей может возникнуть вопрос: неужели в демократическом Израиле
возможно такое? Таким читателям поясню, что демократия лучше тоталитаизма, при
прочих равных. Но, во-первых, это все равно – не рай на земле. При демократии
невозможны массовые концлагеря и репрессии, но отдельного человечка, мешающего
властям, при любой демократии, начиная с греческой, власти могут стереть в порошок
и делали это во все времена. Делают это при демократии несколько более изящными
методами, чем при тоталитаризме (когда просто ставят к стенке в подвале), но
тому, с кем это делают, эта разница мало утешительна. Во-вторых, эти самые
«прочие равные». Ведь демократия бывает и в разбойничьей шайке, от чего она не
перестает быть шайкой. Я ведь о том и речь веду, что демократия в Израиле есть,
да с духом не в порядке, что ведет к неприятным последствиям для общества в
целом и для отдельных граждан, меня в частности.
Все это вынудило меня оставить Израиль. Я хотел ехать в
Америку и там продолжать борьбу за свою философию. Но в сложившейся ситуации не
смог ни накопить, ни одолжить денег на дорогу туда и на первое время там. С
трудом я накопил денег на билет на пароход до Греции и 300 долларов на первое
время там и намеревался заработать там деньги на поездку в Америку. В ночь
перед отплытием в квартиру, где я жил тогда с недавно приехавшим сыном и его
женой, проникли воры и, применив усыпляющий газ, украли те самые 300 долларов.
Они не тронули больше ничего, даже денег сына и его жены. Из своего тюремного
опыта я знал, что израильские воры, занимаясь подобным тихим грабежом, не
прибегают к усыпляющему газу (запах которого был хорошо слышен утром). Они
делают его настоль бесшумно, что хозяева не просыпаются и без газа. Значит, это
была «безопасность», которая давала мне знать: «Не надо уезжать из Израиля и продвигать свою философию
за границей. Хуже будет». Я не внял «совету» безопасности и, одолжив 100
долларов у недавно приехавшего и еще не запуганного товарища из Киева (у сына и
его жены денег было с трудом на пропитание), сел на пароход.
Угроза
безопасности оказалась не пустой. На пароходе меня сопровождал филлер, который
почти прямым текстом продолжал запугивать меня. Слежка за мной, почти не
скрыаемая, продолжилась и в Греции. После отчаянных усилий я, как мне казалось,
оторвался от нее и нашел себе работу пастухом в горах Македонии, где, надеялся,
израильская безопасность меня не найдет. Через пару месяцев нашла все-таки и
траванула меня каким-то газом. (Наутро в кошаре, где я ночевал, был запах газа
и подохло без видимой причины сразу несколько ягнят).
У меня сильно сдало сердце, в результате чего я так и не смог заработать на
дорогу до Америки. Я решил вернуться в Украину, полагая, что в тех условиях
(начало 90-х, бешеная инфляция), скромной суммы 2-3 сотни долларов, которые я
успел заработать, хватит на то, чтобы издать за свой счет «Неорационализм», а потом будь что будет.
В Украине моя
философия не вызвала той реакции властей, что в Израиле: в начале 90-х ни
властям ни населению здесь было не до философии. Все же нашлась некая категория
людей, которых она настроила против меня. Это были господа официальные
философы, профессора и академики, получившие свои степени в Советском Союзе , но продолжающие возглавлять украинскую филосфоию и
поныне. (Несмотря на попытку РУХа разогнать их в начале
90-х, когда РУХ был на пике своего политического могущества). Поскольку
никакорй настоящей философии коммунистическая партия в Союзе не допускала (дабы
даже нечаянно не был поколеблен ее идеологический базис), то ничего путного в
философии за свою жизнь эти господа не сделали и сравнение с моей философией,
буде она получит признание, могло высветить их никчемность и поколебать
насиженные кресла под ними. Поэтому я стал их врагом и
они начали против меня военные действия.
Началось это
довольно скоро, но всеже не буквально сразу по приезде. Сначала в суматохе
92-го года я таки издал «Неорационализм» за свой счет скромным тиражем 1000
экземпляров, на русском. Такого издания в той ситуации, в которой находилась
тогда Украина (да и сегодня тоже) было недостаточно, чтобы моя философия
получила сразу широкое признание. Но это могло бы послужить неплохим началом
для ее посепенного признания, если бы я не натолкнулся через некоторое время на
упорное сопротивление философского истэблишмента. Для самого
же истэблишмента этого издания в сочетании с рядом сообщений, которые я сделал
в Институте философии, в Киево Могилянской Академии и других местах, да еще
начал преподавать курс «Современные теории познания» на базе моей философии в
той же Могилянке, оказалось достаточно, чтобы заметить меня и мою философию и
сделать вывод, что она представляет для них опасность. К тому же довольно скоро, особенно после провала попытки Руха их
пошерстить, господа академические философы
поняли, что их положение при новой власти не только не хуже, чем при
прежней, но гораздо лучше. Там они обязаны были следовать марксистской
иделогии и при нечаянном даже выпадении из нее могли быть сурово наказаны.
Теперь они могли хоть на ушах стоять и пороть любую ахинею, судьями себе были
только они сами и только они определяли, кого в Украине считать философом, а
кого в упор не замечать и никуда не пускать в философии. Что они вскоре и
начали делать против меня.
Для начала они,
используя старые связи, подобрали какие-то ключики к руководству Могилянки и
мне не продлили там договор под предлогом, что меня, якобы брали на место
преподавателя, ездившего в Америку на стажировку (хотя ничего такого мне при приеме не говорили), а теперь он
вернулся. Затем начали выживать меня отовсюду, куда мне удавалось прорваться. Выперли под каким-то предлогом из Соломонова университета,
где я преподавал религиеведение и философию иудаизма на базе моих разработок.
Закрыли открытый университет при библиотеке Вернадского, который я организовал.
И т. д. Затем, по мере того, как устанавливался в Украине
весь государственны истэблишмент, частью которого они теперь стали, они, используя
и старые и новые связи, потихоньку перекрыли мне доступ в украинские газеты,
где поначалу я публиковался, и, таким образом, лишили меня всякого доступа к
потенциальным воспринимателям моей философии.
Но с властью,
как таковой, и с органами безопасности довольно долго у меня конфликта не было.
Он начался только после того, как Ющенко стал президентом. Причиной послужила
пара статей, касающихся Ющенко, которые я написал и сбросил в интернет. Одна была
об отравлении Ющенко, другая – об убийстве Кравченко. О том, что никакого
отравления на самом деле не было, начали писать сразу, так что я тут не был
первым. Но я предложил версию событий, которую никто другой не предлагал тогда.
Основная версия отрицающих отравление была, что Ющенко принимал курс омоложения,
не помню каким методом и лекарством, и этот метод может давать такой эффект на
лице, какой получился у Ющенко. Я же писал, что в австрийской больнице, в
которую Ющенко попал после реального, но банального пищевого отравления
(несвежим суши?), чисто случайно, как рояль в кустах, оказалась группа американских
врачей, специалистов по отравлениям диоксином. Они с согласия самого Ющенко
ввели ему лошадиную дозу этого диоксина, которой достаточно, чтобы убить сто
или тысячу человек, зафиксировали наличие у него в крови этой сумасшедшей дозы
и тут же начали выводть диоксин промыванием крови. Предварительно Ющенко
объяснили, что от этой процедуры у него на лице останется рябь и какое-то время
будет недомогание, но ничего более серьезного его здоровью не угрожает. А
наградой за эту жертву будет его победа на выборах. Что и произошло. И только
два – три месяца назад к этой версии пришла комиссия Верховной Рады по
расследованию отравления Ющенко. Они даже нашли какую-то свидетельницу этого,
которая затем, то ли изменила свои показания, то ли исчезла.
Что касается
Кравченко, то хотя все понимали, что никакое это не самоубийство, а убийство,
но долго боялись признавать это публично и я сделал это первым. Мало того, я
высказал то, что до сих пор еще никем не озвучивалось. А именно, что Ющенко не
может быть непричастным к этому убийству, хотя бы на уровне покрывания убийц.
Маскировка убийства Кравченко под самоубийство была настолько грубой, что
никакое следствие и никакая прокуратура не могли бы пойти на это, не имея
санкции от высшей власти, которой и был на тот момент Ющенко.
Через 3 месяца
после первой статьи об отравлении Ющенко отравление случилось у меня. Я тогда
написал статью «Об отравлениях. 2», где сообщил как это призошло. На время меня
оставили в покое, но потом было еще одно отравление и я опять сообщал об этом в
интернете. Потом меня оставили в покое до окончания президенства Ющенко. Как
результат этих отравлений я получил хронические холицистит,
панкреатит и язву. Думаю, что и катаракта, из-за которой я наполовину ослеп,
также связана с этими отравлениями. Ну а два месяца назад, т. е. уже, когда
Ющенко ушел с президенства, у меня вновь случилось отравление, с которым я
попал в больницу и которое описал в статьях «Информация об отравлении» и «Информация
об отравлении. Продолжение».
На сей раз эти
статьи лишь на пару недель отсрочили продолжение атаки и подтравливание меня
продолжается, причем внаглую с грубым нарушением «контролек», которые я ставлю,
чтобы зафиксировать посещение квартиры непрошеными гостями в отсутствие хозяев,
и которые специалисты не заметить не могут. В этом чувствуется рука нового
хозяина безопасности, настырного Хорошковского, которого с Ющенко связывают
старые связи: они вместе выколачивали из Юли Тимошенко, точнее из Украины 11
миллиардов в пользу Фирташа, о чем я тоже писал. В результате состояние моего
здоровья находится в критическом состоянии. Особенно меня давит сейчас герпес,
который активизировался после облучения рентгеном в больнице, доза которого,
полагаю, намного превышала нормальную при обследовании. Допускаю также, что и
сейчас кроме подтравливания применяются и другие методы воздействия (возможно радиационные),
которые активизируют герпес.
К этому
следует добавить, что у меня нет денег на нормальное лечение, особенно герпеса,
где курс (при запущенном состоянии) может потянуть 1000 долларов и более. Об
этом также позаботились власти и Украины и Израиля. В Украине мне 11 лет не
платили пенсию вообще, затем стали платиь, но не засчитали несколько лет стажа
и не компенсировали невыплату в течение 11 лет. А главное, мне не дали и не
дают возможности зарабатывать философией, а для других работ у меня уже не
хватает здоровья. А Израиль не платит мне вообще пенсии.
Причем не только обычную пенсию, но не хочет
вернуть мне мои пенсионные сбережения, которые я откладывал из зарплаты. Если
обычную пенсию не хотят платиь под выдуманными предлогами, то тут невозможно и
предлог придумать, чтобы не отдать мне мои собственные деньги. Поэтому
придумываются предлоги, чтобы оттянуть выплату в надежде, что за это время я,
авось издохну (о состоянии моего здоровья, уверен, там хорошо осведомлены). Уже
пол года назад я выслал сыну в Израиль доверенность на
эти деньги, причем перед этим шли долгие и сложные переговоры с фондом, где они
храняться, о каждом слове в этой доверенности и об ее оформлении. Все было сделано до последней буквы и доверенность была
заверена в израильском консульстве. И, тем не менее, когда сын пришел в фонд,
ему сказали, что надо еще чтобы в доверенности был указан номер его счета в
банке, на который они переведут эти деньги. Мол, они подозревают, что
доверенность может быть поддельной. Это при наличии подписи консула с печатью и
при возможности проверить в консульстве, визировалась ли там эта доверенность.
И если сын мой сфабриковал эту доверенность, то почему бы ему не сфабриковать
еще одну уже с номером счета?
Но и это еще
не все. Сын выслал мне текст новой доверенности со счетом, но когда я пришел с
ним в консульство, оказалось, что консульство временно не визирует документов,
потому что поломалась печать. И это временная ситуация (с поломанной то печатью
и в наш то век) длится уже 3 месяца.
Вот такой
получается интернационал негодяев всех стран. Я был ативистом борьбы за выезд евреев из Союза, получал за это
кастетом по голове от КГБ, на меня был выдан ордер на арест и меня пришли брать
на другой день после того, как я пересек границу (повезло), я и поныне после
всего остаюсь гражданином и патриотом Израиля, а липовые, но властные «патриоты»
Израиля помогают Ющенко, наградившему палачей евреев, Шухевича и
Бандеру, истреблять меня. Вот такой себе дух по израильски и по-украински.
Думаю, что со временем он дорого обойдется той и другой стране. Впрочем,
Украине он уже сейчас дорого обходится.