А. Воин

У западного общества, к которому ныне принадлежат Россия и Украина, есть не одна болезнь духа, но я хочу ограничиться рассмотрением лишь одной и препятствий на пути ее излечения. Болезнь, о которой я буду говорить, - это ментальность потребительского общества, согласно которой материальные блага и связанные с ними чувственные наслаждения плюс свобода – это все, а духовные ценности – ничего или почти ничего. Проявляется она во многом. Например, духовно богатое и гармоничное искусство сменилось примитивным массовым: комиксы, мыльные сериалы, детективы, ужастики, поп-музыка и т.д. Под видом настоящего, высокого искусства выпекается якобы элитарная, недоступная для масс продукция, иногда откровенно жульническая, рассчитанная на то, чтобы слупить деньги с богатых дураков, желающих доказать свою избранность и поэтому расхваливающих невидимое платье короля, иногда не бесталанная, но духовно больная, вроде Кафки, Камю, Джойса, набоковской “Лолиты” и т.п. Разница между искусством, которое было до прихода этой ментальности, и нынешним особенно наглядна, контрастна в России и Украине (ну и, естественно в прочих странах СНГ). Здесь еще живо и не выжило из ума и памяти поколение, которое в массе своей (а не претендующие на избранность единицы) читало, кто больше, кто меньше, но все же читало настоящую литературу: мировую классику, русскую, украинскую, новые книги, приближающиеся по уровню к этой классике, по мере выхода. В свое время читали Ильфа и Петрова, Бабеля, Олешу, Паустовского, затем Виктора Некрасова, “Доктора Живаго” Пастернака, Солженицина и многих других, не хочу утомлять читателя перечнем. И все это обсуждалось на кухнях, на работе, на природе, на встречах с девушкой. Это было частью жизни и это делало эту жизнь и людей в ней живущих духовно богатыми. А что читают сейчас эти люди или их выросшие дети? Может им заменили прежнюю литературу Кафка, Камю, Джойс, Набоков? Ну, кое-кто прочел кое-что из этой претендующей на элитарность и избранность литературы. Найдутся единицы, которые перечитали, условно говоря, все. А что читает сейчас основная масса? Ну хотя бы основная масса людей с высшим образованием (тоже не жидкий слой в российском и украинском обществе)? А либо вообще не читает книг, а зачастую и газет, либо читает детективы и фантастику. Но это чтение лишь внешне якобы тот же процесс: складывать буковки в слова и слова в предложения. Но никакого отношения к душе и духу это теперешнее чтение не имеет. Для меня это очень важный показатель духовного состояния общества. Как говорится, скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты. Но, естественно, эта ментальность не может не отражаться и на других сторонах жизни общества. Коррупция, наркомания, порнография, проституция – это следствия этой бездуховной ментальности. Вот только маленькая деталь – Украина на первом месте в мире по поставке своих девушек и женщин в публичные дома Европы.

Адепты упомянутой ментальности утверждают, что все эти “мелочи” идут в одной упаковке с демократией и свободным рынком. Либо демократия и свобода со всеми этими прелестями в придачу, либо тоталитаризм с рабством и нищетой, третьего не дано. Вот критикующая меня Т.Воропай (“Ностальгия по рационализму”, “День”, 12.5.01) сравнивает наше стремление заимствовать у Запада демократию и рыночные принципы организации экономики с попыткой “вскочить в мчащийся поезд на ходу”. Т.е. либо мы успеем вскочить на ходу и присоединиться к западной цивилизации, мчащейся как поезд, либо навсегда отстанем. Выяснять, совсем ли нам по пути с этим поездом, нельзя, не успеем вскочить. Такая постановка вопроса неверна и нечестна. Нечестна она потому, что когда людей призывали прыгать в поезд на ходу, то им говорили про свободу и про прелести потребительского рая, но им не сказали про нищету и длительность переходного периода, а главное про вышеупомянутые довески бездуховности. А я не уверен, что, скажем, “пересичный” украинец принял бы в одной упаковке сытую жизнь с условием, что его дочка будет работать в публичном доме.

Неверна такая постановка вопроса, потому что она противоречит фактам. Как пишет та же Т.Воропай, одной из основ капитализма изначально была протестантская этика. Правда, Т.Воропай не замечает разницы между ценностями протестантской этики и ценностями современного либерального постмодернистского общества. Она даже уверяет, что “имморализм” и бездуховность у нас есть следствие лишь переходного периода, а когда мы окончательно присоединимся к либеральным ценностям, то наступит “морализм” и сплошная духовность. Она, наверное, полагает, что украинские девушки, продающие себя в публичные дома Европы, ведут себя аморально, а европейцы, посещающие эти дома и покупающие этих девушек, ведут себя в соответствии с протестантской моралью. Заодно богатые европейцы, разъезжая по миру, покупают сексуальные услуги малолеток в таком масштабе, что оборот этого бизнеса достиг 30 млрд. $ в год. Так что говорить о том, что это – маргинальное явление, не нарушающее общей идиллии с господствующей протестантской моралью, не приходится. Протестантская и близкая к ней мораль и нормальная здоровая духовность господствовали на капиталистическом Западе в эпоху до прихода модернизма и постмодернизма и философий, стоящих за ними. Тогда и вплоть до эпохи модернизма там было и нормальное, несущее духовность искусство. Американская литература еще в первой половине 20-го века дала миру таких гениев, как Хемингуэй, Скотт Фитцджеральд, Селинджер и других, и они имели тогда и в Америке, и в Европе нормальную широкую читательскую аудиторию, а не единицы заумных интеллектуалов. А демократия и рынок тогда там были не хуже, чем сейчас. Можно сослаться и на Японию, которая приняла демократию и рынок и не спешит отказываться от своих традиционных ценностей. Но может быть у сторонников упомянутой ментальности и ее связки с демократией и рынком есть какие-то аргументы, доказывающие неразрывность этой связки вопреки упомянутым фактам, дающие иное, отличное от моего объяснение этим фактам? Вообще, откуда взялась эта ментальность и как она смогла перебить, потеснить прежнюю ментальность, ментальность эпохи Просвещения, в призыве к возврату которой обвиняет меня Т.Воропай.

Эпоха Просвещения обогатила человечество той самой классической литературой и прочим искусством, о котором выше шла речь, т.е. эта была безусловно богатая духовно эпоха. Эта эпоха исповедовала мораль достаточно близкую к протестантской в сравнении с постмодернистской. Она исповедовала также веру в человеческий разум, в рационализм и, наконец, в самого человека. Первое, что было атаковано в эпоху модернизма его философами, и прежде всего экзистенциалистами, это вера в рационализм. Они якобы доказали, что нельзя полагаться на человеческий разум, особенно при выяснении вопроса, что есть хорошо, что плохо для человека и для общества, и отсюда вытекало, что единственные реальные цели для индивида – это чувственные удовольствия и свобода. Из этого следовало отрицание всех моральных норм и ограничений и духовных ценностей. Таким образом, модернизм – это антипод, негатив Просвещения, это отрицание прежней морали, отрицание духовности, отрицание веры в человеческий разум и отрицание веры в человека. Но век модернизма был короток, потому что никакое организованное общество не может долго существовать, отбросив полностью моральные нормы, даже такие, как “не убий” и “не укради”. На смену модернизму пришел постмодернизм. Из всех отрицаний модернизма он сохранил в явном виде лишь отрицание веры в рациональное познание, и трудами постпозитивистов, разбираемых мною во многих статьях, даже усилил эту позицию. Но вывод отсюда постмодернизм сделал как бы другой. Если модернисты выводили отсюда “по ту сторону добра и зла” и восхваление свободы вплоть до свободы преступления, то вывод постмодернизма выглядит примерно так: “у меня есть мнение на этот счет, но я с ним не согласен”. Постмодернизм довел до совершенства умение говорить много, пудря мозги показной эрудицией, и не сказать при этом ничего, выражаться с точностью до наоборот и т.д. К постмодернистам как ни к кому другому можно отнести слова Ницше: “Мутят они свою воду, чтобы глубокой казалась она”. С модернистами можно было спорить и эти споры привели к выводу, что жить с философией модернизма нельзя. Но с постмодернистами спорить невозможно не потому, что они правы, а из-за отсутствия у них внятной позиции в этом вопросе. У них не только у каждого своя правда, у них у каждого по десять своих правд и они, как головы у Змея Горыныча вырастают новые на месте отрубленных. Вот как характеризует постмодернизм исповедующая и защищающая его Т.Воропай: “… в науке, и не только у гуманитариев, но и у естественников, царит методологический плюрализм (если не постмодернистский хаос)”; “Если ученные разучились договариваться по поводу единой и неопровержимой истины, как можно договариваться по поводу общезначимых для нации ценностей?”; “Это именно постмодернизм спровоцировал разговоры о конце истории, конце метафизики, конце разума, умирании искусства, смерти субъекта, а заодно и смерти автора. В философии возникло легкое замешательство, но ненадолго. Воля к власти, как всегда, оказалась сильнее воли к истине, немного переждали и пошли – кто пасти бытие по Хайдегеру, кто продолжать быть мыслящим тростником”. И т.д. И после всего она делает заключение: “Ситуация постмодернизма оказалась не хуже и не лучше всех ранее существовавших ситуаций”. (А я бы сказал “бывали хуже времена, но не было подлее”).

И в этой постмодернистской действительности, в которой у каждого своя правда, и невозможно договориться “по поводу общезначимых для нации ценностей”, нас всех вместе тем не менее пытаются убедить в одной правде, а именно, что все мы должны принять эту “новую ментальность” в одном пакете с демократией и свободным рынком. Не только пытаются, но и весьма преуспели. Этот тезис принимают сегодня не только люди, не привыкшие напрягать свои мозги и пользующиеся распространенными стереотипами, или безразличные ко всему, кроме забот желудка. Сколько раз приходится слышать и читать из уст тех, кому дороги духовные ценности, заявления типа: “да, сегодня люди перестали читать нормальную литературу, но если такова цена за свободу и демократию, я готов платить ее”. И я уж не говорю про коммунистов, которых устраивает эта связка в сознании людей между демократией и бездуховностью, и они используют ее для призывов вернуться назад в тоталитарно-социалистический рай. Эту позицию разделяли и отцы-основатели российской демократии и свободного рынка Гайдар, Чубайс и другие, что с одной стороны весьма поспособствовало колоссальному распространению коррупции, а с другой подорвало авторитет демократов в массах.

На чем же зиждется этот успех? Выясняется, что кроме банальностей типа “не надо изобретать велосипед” и “прыгать в мчащийся поезд” есть только все та же критика рационального познания, начатая (условно) экзистенционалистами и получившая весомую поддержку с действительно заслуживающими внимания аргументами со стороны постпозитивистов. Все остальное – это потрясающая словесная эквилибристика с противоречиями самому себе, с путаницей понятий, со ссылками на популярных в той или иной философской тусовке философские авторитеты, с которыми “нельзя спорить, ибо весь мир их признал” (хотя в философии, в отличие от естественных наук, никогда не было ситуации, чтобы все мировое философское сообщество принимало или отвергало конкретную теорию). Выше я уже приводил пример такой эквилибристики с путаницей морали протестантской и постмодернистской у Т.Воропай. Вот еще пример. Профессор В.Шкода (“Цена принципа”, День, 23.8.01) вначале проявляет “заботу” о морали в связи с угрозой ей, якобы существующей со стороны рационализма: “Видимо гносеология имеет для нас большее значение, в силу обольщения наукой, нежели этика.” Но мы знаем, что под этикой можно понимать весьма разные и даже противоположные вещи. А что понимает под этим В.Шкода? А вот что: “Люди все чаще исходят не из принципов, чтобы применять их к ситуации. Они исходят из интересов, а принципы используют как средство их удовлетворения. Поэтому всякий принцип имеет цену”. И это не констатация печального факта, это моральная установка, утверждаемая В.Шкодой на протяжении всей статьи. Установка, оправдывающая коррупцию, взяточничество и прочие нарушения принципов. Для утверждения ее В.Шкода привлекает (уже не в первый раз) пример судьбы Сократа, которого его противники софисты (само имя их стало уже нарицательным), подбив афинские массы, осудили на смерть за то, что он мешал им обманывать народ, обманывать в стиле, предвосхитившим современный постмодернизм. Сократ для него – проклятый рационалист, а софисты – славные ребята, имевшие полное право в условиях “борьбы за ограниченные ресурсы” (читай масло к хлебу) вводить народ в заблуждение, что, кстати, привело к упадку эллинской цивилизации. Вот такую себе мораль защищает В.Шкода от рационализма. Не удивлюсь, если история с Сократом приведена мне в назидание, чтобы я не слишком зарывался со своим “Неорационализмом”.

Итак, единственное, что заслуживает серьезного философского рассмотрения во всей этой постмодернистской болтовне, это аргументы постпозитивистов против классического рационализма. Их я разобрал и опроверг в своей философии, прежде всего в цикле статей о едином методе обоснования (“Философские исследования” №3, 2000; №1, 2001; №2, 2002).Я показал также, что нет противоречия между рационализмом (точнее, моим неорационализмом) и моралью и духовностью. Наоборот, дух, не контролируемый рацио, тяготеет к экзальтации и другим крайностям, вроде религиозного и национального фанатизма и т.п. Я разработал конструктивную основу сочетания и взаимодействия духа и рацио в обществе, основу той гармонии, о которой мечтали еще эллинские философы (до софистов). Я также сформулировал понятие оптимальной этики, доказал ее существование и ее близость к упомянутой этике протестантизма (и вообще христианства) и еще большую к этике эпохи Просвещения. Но мало написать философию необходимую обществу, нужно еще быть услышанным. Препятствием этому служит ментальность оюбщества, дебилизованного постмодернистской философией и основанным на ней искусством. Люди привыкли в качестве духовной пищи к низкопробным подделкам под философию с готовыми рецептами как разбогатеть и т.п., вроде творений Дейла Карнеги, или ко всякой эзотерике, не требующей напряжения мозгов, но создающей у людей иллюзию избранности, причастности к непонятным для других мистическим тайнам. Другое препятствие – философский эстаблишмент: с одной стороны, бывшие платные и штатные идеологи марксизма в России и Украине, ставшие неизвестно кем ныне, но не желающие расстаться со своими властными в философии позициями и потому костьми ложащиеся на пути новой философии, с другой, - доминирующие на Западе философы постмодернистского толка, также не желкающие дать дорогу философии, разрушающей фундамент, на котором они себя выстроили.