Очерк N 5

 

МАШИНЫ,

ИХ   ОПРЕДЕЛЕНИНИЕ   И  ИХ   СОЦИАЛЬНАЯ   РОЛЬ

В   ТРАКТОВКЕ    МАРКСА

 

Техника совместно с наукой занимает определяющее  положение  в материальной,   общественной  и в духовной жизни всех народов мира всех времен.  Главная составляющая техники - машины, изучением и разработкой которых занимаются многие ученые. Самым первым исследованием в этой области, видимо, следует считать древнегреческий миф о Гефесте - боге огня и кузнечного ремесла. С огня берут начало металлические орудия труда, собственно машины и всевозможная иная техника.  Огонь является олицетворением стремления  человека  применить в труде силы природы  с  целью освобождения труда.

“Будущее немыслимо без союза машин и разума”[1] - пишет социалист-утопист Сен-Симон.

Очень важные обобщения в связи  с  применением  машин  в промышленном производстве  сделал  величайший философ XIX столетия К.  Маркс.  Говорить о его отношении  к машинам можно  в плане трех следующих аспектов:  определения, экономического (производственного) эффекта  и  социального.  Очевидно, производственный эффект является составляющей социального.  Но у Маркса есть соответствующее разграничение,  которое само  по себе имеет важное значение для анализа его творчества.

Рассмотрение перечисленных аспектов составляет содержание настоящего  очерка.  В  краткой  форме каждый из них может быть охарактеризован следующим образом:  определение Марксом машин - гениально,  производственный эффект от их применения он описал достаточно кратко,  социальный эффект по его  мнению  является только отрицательным.  Последнее положение Маркс обосновывает, анализируя многие особенности капиталистического способа  производства.

Итак, что такое машина ?  Ответ Маркса на  данный  вопрос интересно  сопоставить с определением,  которое дал выдающийся ученый нашего времени,  коллега Н.  Винера  - Стаффорд Бир. В целом можно сказать,  что инженерный подход  последнего  имеет важное значение  в  плане  разработки и конструирования машин. Однако, философское превосходство  Маркса  -  бесспорно.  Его способность обнаруживать существенное позволяет ему быть кратким и не менее точным,  чем того требует математика. Для того, чтобы  убедиться в этом, достаточно обратиться к его высказываниям.

"Прежде всего движение и деятельность средства труда приобретает в машине самостоятельный характер по отношению к  рабочему.  Средство  труда  становится само по себе промышленным PERPETUUM MOBILE, который производил бы непрерывно, если бы он не  наталкивался  на известные естественные границы со стороны своих помощников - людей ... "[2].

" ... машина ... или система машин, приводимая в движение... такой движущей силой,  которая сама себя приводит в движение"[3]. То есть эта сила характеризуется бесконечностью действия.  И то, что машина в случайные моменты прерывает свое движение, изнашивается и в конечном итоге разрушается, имеет второстепенное значение. В этом только ее материальная бренность. Изношенную машину можно заменить новой. И в этой замене, и в ее движении воплощена потенциальная бесконечность, являющаяся неотъемлемым свойством той силы, которая “сама себя приводит в движение”.

Подобных высказываний в трудах Маркса достаточно много, и все они в полной мере соответствуют тем представлениям о машинах, которые вряд ли будут пересмотрены в науке ХХI столетия.

Самодвижение, составляющее сущность рефлексии,  имеет две особенности:

а) самоопосредование, образующее замыкание;

б) потенциальная бесконечность движения.

Опосредование имеет  место  уже  в простейших механизмах, приводимых в движение мускульной силой, однако здесь не всегда можно  обнаружить  замыкание.  Кроме  этого  реальное движение обеспечивается затратами энергии.  Однако энергия мышц человека,  энергия мышц животного и энергия стихии природы - все это суть только различные количества.  Порождаемые ими качества принципиально одни и те же. Все  количества конечны,  но дело не в этом. Дело в повторяемости, в возможности возобновления движения. И в этом смысле все движения, для которых предусмотрен повтор, бесконечны независимо от источника энергии. И по этой причине их обобщением  является рефлексия.

Механизм, реализующий рефлексию, является машиной, и уже в этом есть "самостоятельный характер", “самость”.  Но это стало особенно зримым после того, как он обрел независимость от мускульной энергии. Бесконечность движения стала реальностью.  Маркс подчеркивает, что в производственном процессе человек часто является  источником всевозможных ограничений.

Для сравнения  вспомним  другое определение,  которое дал выдающийся английский ученый середины XX века Ст. Бир: “ ... мы применяем термин “машина” в качестве названия любой целесообразной системы”[4]. Здесь есть определение целесообразной машины, но нет определения машины вообще. Заметим, что рекурсия (или рефлексия) не предполагает ни какой целесообразности. Последняя - в ней самой. В ней есть только замыкание, но  нет актов выбора, нет актов принятия решения. Бир пишет, что машина является целесообразной системой,  наделенной  обратной связью. Для машины как таковой все это излишне, если ее рассматривать в более широком плане, т. е., не с позиций кибернетики.

В свете трактовки Бира ветряная мельница машиной не является, поскольку она не имеет обратной связи. Он увлечен  чаcтными проблемами кибернетики  и технической реализации,  поэтому его подход не обладает необходимой широтой и общностью.      Что он мог бы ответить на вопрос о том,  какая существует цель для движения по кругу ? Для Маркса же здесь очевидно, что цель может существовать только для того,  кто организовал  это движение. То есть, она может быть только внешней. Поэтому организация обратной связи, о которой пишет Ст. Бир, относится к сфере более высокого уровня. Целесообразной система может быть только для внешнего наблюдателя, который  и является создателем обратной связи. Для него машина является средством. Сама же машина обладает только способностью движение, но   цели может не иметь. Другими словами, понятие обратной связи к определению машины никакого отношения не имеет, поскольку далеко не всякое повторяющееся движение является целесообразным.

Все то, что сказано Марксом о машинах, укладывается в понятие рефлексии (несмотря на то,  что он нигде  не  упоминает этого слова) - философской категории, выражающей самоопосредование, самодостаточность, самодвижение в самом широком смысле. В Гегелевской диалектике рефлексия составляет основу всякого определения, она -  необходимое  и достаточное условие целого.

Применительно к  рассматриваемому предмету рефлексия состоит в том,  что каждое состояние машины предполагается предшествующим состоянием, оно им порождается, образуя нескончаемую череду повторений.  Последовательность  таких  состояний   имеет строгое упорядочение  и  представляет собой замкнутую систему, которая в абстрактном плане не имеет ни начала,  ни конца. Фактор замыкания  состоит  также в том,  что кроме этих состояний ничего более не существует.  Не существует в частности  внешней среды. Система “знает” только сама себя и ничего более. Среда имеет значение лишь в связи с тем, что машина должна потреблять необходимую субстанцию и  совершать  работу. Функционируя, она  неупорядоченные движения среды превращает в движения с высокой организацией.  Ее рефлексия ограничена тем, что она  опосредует  только  сама себя,  совершая одни и те же движения независимо от среды. Например, автомобиль стихию сжигаемого топлива превращает в отрезок пройденного пути.

С точки зрения сущности, являющейся одной и той же для всех машин, существует три класса машин:

а) энергетические  (тепловой  двигатель,  река, конвекция);

б) информационные (компьютер);

в) логические или идеальные (итерационная  формула,  рекурсивная функция).

Объединяет эти классы идея  самодвижения. В определении машины есть  обстоятельство принципиального значения: это рефлексия и форма ее бытия - бесконечность. Иными словами, она реализует бесконечное. Специальным образом это оговаривается, например, в определении машины Тьюринга.  В определении  Бира на это нет даже намека. Его машина является целенапрвленной и целесообразной, и это вполне закономерно, поскольку замыкание на внешнюю цель является важнейшим условием с точки зрения кибернетики. Но прежде, чем быть таковой, она должна быть машиной в смысле Маркса. Т. е. она должна обладать способностью самодвижения причем неограниченного, бесконечного. Кибернетик Бир, вероятно, не нуждался в категории бесконечного.

С  философской точки  зрения  машина  -  суть воплощение рефлексии в конечных пределах. Заметим, что рефлексия только  и может осуществляться в конечных пределах.   Иначе говоря, это положенная рефлексия. Причем эти границы, в частности, могут быть   положены замыслом разработчика. Вне этих условий машин не существует. Вообще без ограничения не может быть движения (по причине диалектики конечного и бесконечного) и тем более не может быть управляемого движения, подчиненного конечной цели.  Поэтому, конструируя машину, человек возбуждает движение и вместе с этим кладет ему пределы,  из которых  сам  себя исключает.  Здесь сразу же возникает размежевание сущности человеческой и машинной,  размежевание в сфере труда и  деятельности. В этом состоит и цель, и экономический эффект. Совершая положенные ей движения,  машина превращается в "производительную  силу",  как совершенно справедливо говорит Маркс,  включается в производственные отношения и решает проблему количества,  являющегося  фактором абстрактного труда.

Маркс пишет:  "Машина ни в коем случае не  выступает  как средство труда  отдельного рабочего.  Ее специфическое отличие заключается вовсе не в том,  чтобы,  как  это  имеет  место  у средства труда отдельного рабочего,  опосредствовать деятельность рабочего, направленную на объект; наоборот, деятельность рабочего определена  таким  образом,  что она уже только опосредствует работу машины,  ее воздействие на сырой  материал  - наблюдает за машиной и предохраняет ее от помех в работе"[5].

К этому трудно что-либо добавить. Машина конечно же является средством, но она принципиально отличается от орудия труда, и Маркс на это указывает.

И далее: "Здесь дело обстоит не так, как в отношении орудия, которое рабочий превращает в орган своего тела ...  . Теперь, наоборот, машина, ... сама является тем виртуозом, который имеет собственную душу ... и для своего постоянного самодвижения потребляет уголь, смазочное масло и т. д."[6]

Ключевым словом здесь является “самодвижение”.

“Средство труда, выступая как машина, тот час же становится конкурентом самого рабочего.”.[7]

В этих высказываниях Маркс продолжает раскрывать сущность машины. Благодаря самодвижению машина обретает “самость”. Быть  “конкурентом самого рабочего” она может  лишь при том условии, если является субъектом труда, и она таковым в действительности является.

Иначе говоря, машина не есть то, посредством чего человек трудится. Подчеркивая это обстоятельство, Маркс в очередной раз указывает на самодостаточность (самостоятельность) машины в процессе выполнения нужной для человека работы. Последняя ориентирована на достижение конкретной цели, в связи с чем она является средством. И машина, и все условия, необходимые для ее функционирования, составляют ту конечную сферу, которая включает в себя человека.

В применении любой машины всегда можно выделить одни и те же этапы.  Рассмотрим это на  примере  водяной  мельницы.  Для превращения зерна в муку необходимо осуществить следующие технологические операции:

а) подготовительный этап - засыпка зерна;

б) собственно помол зерна;

в) заключительный этап - получение готовой муки.

Очевидно, второй этап является  наиболее  трудоемким,  но человек принимает  в нем участие только в качестве наблюдателя и не расходует своей энергии. Рефлексия здесь состоит во всем том, благодаря  чему обеспечивается вращение жернова,  которое является потенциально бесконечным. Конечно же здесь существуют физические ограничения, но они отстоят достаточно далеко. Каждое состояние жернова в произвольный момент времени обусловлено состоянием в предшествующий момент времени точно также, как в последовательности математической рекурсии.

Как было замечено выше, “машина не является средством труда рабочего” (т. е. инструментом), но она является средством в более широком плане. Определяя машину, созданную человеком, заметим, что она - суть воплощение рефлексии, и в ней "труд приходит сам к себе". В связи с этим она имеет все особенности капитала, который является средством по отношению к внешним целям. Поэтому Маркс, конечно же, прав, относя ее к сфере постоянного капитала.

Таким образом, машина обладает  внутренней рефлексией, то есть способностью самодвижения в положенных границах, и поэтому являет собой  целокупность и завершенность в  плане  этого конечного движения.  Она не потребляет энергии человека для совершения работы,  и этим отличается от простых инструментов. Человек  же задает только начальные условия,  возбуждает в ней самодвижение, исключая из него себя. В связи с этим она представляет собой,  как говорит Маркс, "непосредственную производительную силу", и ничем иным быть  не может. Но кроме этого, она включена во внешнюю рефлексию -  производственные  общественные отношения,  и таким образом является составляющей постоянного капитала. 

Анализ Маркса обнаруживает много общего  между  машиной  и  капиталом.  Одна только эта  общность имеет очень важное значение для науки.  В его "Экономических рукописях" особенно интересным  представляется подраздел "Система машин как адекватная капитализму форма средств труда" раздела "Развитие основного капитала как  показатель развития капиталистического производства".[8]

Массовое применение  машин  в  общественном  производстве резко увеличило производительность труда и количество выпускаемых товаров.  В  "Нищите  философии" Маркс приводит следующие данные. Благодаря использованию машин и на их основе сил природы в 1840  году  за один день производилось различной продукции в 27 раз больше по сравнению с 1770 годом. Иначе говоря производительность труда  в  английском обществе в течение семидесяти лет возросла в 27 раз.[9]

Но все эти  факты  для  Маркса  как бы "не столь важны".  Он больше нигде о них не вспоминает и, в частности, в "Капитале". В аспекте обсуждаемой темы "Капитал" (особенно первый том) представляет собой совокупность противоречивых утверждений Маркса о машинах. В некоторых из них он глубоко по-философски определяет и сущность машин, и их социальную роль.  В других же суждениях Маркс с  упорством, достойным лучшего применения, достоинства машинного производства превращает в недостатки.  Он совершенно явно  заботится  о том, чтобы не создалось впечатление того,  что с помощью машин можно решить какие-то социальные проблемы.  Поскольку  в  этом случае классовая  борьба  может  утратить всякую актуальность.

Конечно же Маркс глубоко прав, определив экономический аспект машин   термином “постоянный капитал”.  Но сказав это, он погрузил в непроглядный туман и природу машины, и природу капитала. К сожалению, политические интересы Маркса взяли верх над интересами науки,  и это не позволило ему быть последовательным до конца. Почему возрастает капитал ? Маркс (и не только он) говорит, что  это  является результатом эксплуатации живого труда. Обосновывая это утверждение,  он прибегает к явной  софистике, которая совсем недавно марксистами-ленинцами выдавалась за величайшее достижение науки.

Ощущается стремление обосновать вполне определенные политические заявления.  В частности, он хочет показать, что  применение машин в общественном производстве зависят от политического строя. Он утверждает, что существует, якобы, специфический “капиталистический способ применения машин”. Что это за способ? И какой существует иной способ? На эти вопросы ответа нет.

Маркс не  употребляет  слова  "рефлексия",  но именно это слово является ключевым в данном случае с позиций принципиальной науки.  Развертывание  рефлексии имеет место уже в последовательности предметов: машина, система машин, капитал. Данная последовательность состоит в последовательном  включении  этих объектов друг в друга:  система машин есть форма основного капитала.  Маркс это многократно повторяет.  В  его  утверждениях капитал часто представляется в виде живой субстанции, активного духа, "порабощающего тех, кто присоединяет  к нему свой труд".  В действительности же рефлексия машины всегда лежит в отведенных ей границах.  И рефлексия капитала  ограничена тем же самым,  он служит человеку,  и им же ограничен.

Согласно определению Маркса основной капитал - это  капитал, потребляющий сам себя в процессе производства. Он является агентом превращения сырья и себя в продукт  и  представляет собой средство  производства.  В  свою очередь средство труда, будучи включенным в исторический процесс производства  капитала, преобразуется,  развивается,  эволюционирует  и в конечном виде превращается в машину,  в которой " средство труда ... по своему вещественному бытию,  переходит в существование,  адекватное основному капиталу и капиталу вообще ... ".[10]

Замечательно. И далее: в машине средство труда "переходит в существование адекватное основному капиталу и капиталу вообще ..."[11]. Или другими словами, движение машины становится составной частью движения капитала,  и это не вызывает возражений.

Но здесь  же  Маркс  пишет,  что человек-рабочий является придатком машины:  "деятельность рабочего определяется и регулируется движением машины, а не наоборот"[12].

Как это понимать? Что хочет Маркс этим сказать?   Это идеалистическое утверждение, которое не делает чести философу-материалисту.

Вообще существует множество условий,  которые человек вынужден соблюдать.  Все они - суть многочисленные связи и отношения реального мира,  игнорировать которые невозможно. В том, что сказал Маркс - только одна сторона. Другая же более важная  состоит в том,  что сама машина - это реализация замысла человека. Поэтому,  подчиняясь  ей,  человек подчиняется собственному разуму,  и в этом ничего нет ненормального. На протяжении необозримого количества страниц Маркс пытается показать, что благодаря применению  машин  степень  эксплуатации  живого труда увеличивается. Но в действительности - все наоборот. Как бы человек не "ухаживал" за машиной, он все равно остается вне ее основной  функции, и Маркс это скрывает.  Согласно замыслу человека рефлексия самодвижения осуществляется внутри замкнутых границ,  внутри которых машина остается наедине с собой.

Если рабочий виртуозно владеет инструментом, то с некоторой  долей  условности  можно утверждать,  что инструмент стал частью его тела. Другими словами, если человек владеет инструментом результативно,  то это благодаря тому, что его движения контролируются сознанием подобно тому, как контролируются движения всех органов его тела. Имеющее здесь место замыкание реализуется через инструмент и органы человека,  и это является составляющей  рефлексии.

Сущность машины состоит в рефлексии, которая замыслом человека вынесена за  пределы его тела.  Она  является плодом человеческого разума, цель которого  состоит  не в том,  чтобы эксплуатировать кого-либо,  а в том, чтобы оставить рабочего за пределами замыкания и тем самым освободить его. Машины не являются живыми существами, но везде и всюду,  где удалось сложный процесс труда разложить на элементарные составляющие,  представить его конечным образом в конкретных пределах и осуществить эту рефлексию,  машина превосходит человека во многих отношениях.  Она сильнее физически, обладают неограниченной энергией, скоростью движения, точностью, и  этот  список достоинств может быть неограниченно продолжен. Благодаря всему этому  появились  качественно  новые  продукты труда. Именно этим обеспечено то увеличение производительности труда (в 27 раз), о котором пишет Маркс в “Нищите философии”.

Желая представить все это в превратном свете,  Маркс  пишет:  "Наука ... не существует в сознании рабочего, а посредством машины воздействует на него как чуждая ему сила,  как сила самой машины"[13]. 

Нельзя сказать, что это заблуждение. Вообще все вещи когда-либо созданные людьми, машины, наука, искусство - все это элементы социальной среды, которые, конечно же, “воздействуют на рабочего”. И вполне уместно сказать “как чуждая ему сила”.  Но с позиций диалектики все это  лишь  необходимый момент социального прогресса,   сопутствующий фактор,  который  Маркс идеалистически абсолютизирует, превращает в сугубо негативное явление.  При этом  он  желает  наполнить "живым содержанием"  выдуманное  им выражение  "капиталистический способ применения машин".

Положительный момент  применения машин в общественном производстве, как известно, состоит в колоссальном экономическом и социальном эффекте,  в эффекте “освобождении труда”. Кроме этого благодаря безразличию  ("чуждости") машина может  быть применена абсолютно всюду,  если при этом не нарушаются законы природы.  Имеющее здесь место частное диалектическое противоречие состоит в том, что в той степени, в какой она безразлична и чужда по отношению к каждому, она общедоступна. (В этом тоже - одно из ее сходств с капиталом). Именно благодаря этому она имеет общественное значение и общезначима.  Но ни одна наука не создала ни одной машины с целью "воздействия на рабочего" да еще как "чуждая сила". Обдумывая эти слова, Маркс вполне сознательно “изобретал аргументы”, которые должны были убедить читателя в необходимости пролетарской революции.

Марксу хорошо известно, что некапиталистического применения машин не существует. Кроме этого не существует такого человека, в сознании которого содержалось бы "все множество наук". Иначе говоря, для каждого человека найдется такая наука, которая “не существует в его сознании”. Поэтому все мы  вынуждены  находиться  в  положении  рабочего в смысле Маркса, и это является естественным результатом развития  знания, результатом  специализации  и  разделения  труда  в сфере любой человеческой деятельности. Данное явление было замечено давно и, конечно же, составляет отрицательную сторону социального прогресса. Маркс использует его в явно спекулятивных целях.

Весьма красноречивым является абзац  на  странице 204 (т. 26, ч. 2.), начинающийся  словами  "Присвоение  живого  труда ...  "[14]. Он  имеет все те особенности, с позиций которых может быть охарактеризовано все творческое наследие Карла Маркса. То, что  здесь  изложено, в высшей степени  удивительно вопиющей непоследовательностью. Содержимое этого абзаца поражает глубоким пониманием предмета, проникновением в сущность - с одной стороны, а с другой - совершенно неожиданной интерпретацией. Читатель и сам может в этом убедиться. Абзац следовало бы процитировать полностью, но он слишком большой.

Здесь одним из важнейших является замечание Маркса о том,  что машины со временем начинают составлять все большую часть постоянного капитала.  Не вызывает возражений и то,  что "живой труд выступает лишь как сознательный орган,  рассеянный по множеству точек механической системы".  Из  этого  следует, что  применение  машин приводит к освобождению труда.  Человек становится необходимым для производства не столько как  источник физической силы, а сколько как носитель интеллекта и организатор, как духовное начало. Другими словами благодаря применению машин появляется возможность  для  подлинно  человеческой деятельности.  Замечательно.  Однако  Маркс  говорит об этом с чувством огорчения и пессимизма, явно совершая насилие над собой. Это ощущается с особой остротой. Весь данный абзац характеризуется множеством отрицательных оценок результатов технического прогресса, и во многом он прав. Но как диалектик, он должен был обратить внимание на то, что все эти моменты - плата за социальный прогресс, и в этом “нет вины“ капиталистического способа производства.

Да, действительно  имеет  место  "присвоение живого труда посредством овеществленного". Но это "присвоение" есть необходимая составляющая социальности. Маркс неоднократно писал, что общество возникло в процессе обмена продуктами труда. Развитие общественных отношений имеет в своей основе этот процесс. Овеществленный труд  в условиях применения машин становится доминирующим, поскольку теперь он сам оказался способным совершать труд, освобождая  человека.  Благодаря машинам труд замыкается на самом себе,  и в этом состоит величайшее достижение человеческого разума.

Но здесь у Маркса машина определяется как  "самодавлеющая стоимость".  Верно,  в силу все той же рефлексии. Но почему же она "давлеющая"? Здесь он акцентирует внимание на отдельно взятом явлении, не желая видеть целого, не желая рассматривать  диалектику тех  производственных  условий,  которые  человек создает себе сам,  творя орудия труда.  С одной стороны всякое орудие труда обеспечивает  эффективность  производственного  процесса,  а с другой - оно есть  совокупность  условий,  которым  необходимо подчиняться. Даже применение обыкновенного молотка предполагает соблюдение определенных правил,  опосредование которых и  составляет "распредмечивание".  Такой особенностью обладает любой человеческий предмет. Человек опосредует эти условия, подчиняется им,  становясь  социальным  субъектом и обретая свободу для другой деятельности.  Поэтому действительно труд (живой !) в конечном итоге оказывается подчиненным "совокупному процессу самой системы машин". И значит "самодавлеющую  стоимость"  необходимо  рассматривать только в  контексте взаимодействия  человека и социальной среды. Но это есть то явление, которое Маркс на других страницах трактует как социальный прогресс.

Всякий живой (т.е. человеческий) труд   подчинен в конечном итоге потребностям живого, жизни, здравому смыслу,  человеческому разуму. А “накопленный труд” в виде машин - это всего лишь “средний член”, посредством которого человек удовлетворяет свои потребности, вступает в отношение обществом. Со всем этим автор “Капитала” согласен, но предпочитает трактовать это как малозначащие второстепенные явления.

Маркс пишет,  что живой труд  выступает  как "фактор,  являющийся  лишь одним из звеньев системы,  единство которой существует не в живых рабочих,  а в  живой  (активной) системе машин". Это в полной мере соответствует одному из важнейших утверждений классиков о том,  что социальное  лежит  за пределами человека,  оно внешне по отношению к нему,  и только опосредуя его он становится социальным субъектом.  Эту внешнюю среду составляют продукты трудовой деятельности и,  в частности,  машины.  Говоря об участии человека  в  данном  процессе, Маркс рассуждает о " ... единичной незначительной деятельности рабочего". Это так и не так. Здесь действительно единичная деятельность является "незначительной" в плане затрат физической силы,  но она в то же время является и очень, и  очень  значительной  по  интеллектуальному проявлению. 

Живой  труд  -  это прежде всего интеллектуальный (духовный !) труд,  но Маркс не пожелал обращать на это внимание.  Ему было важнее  всего противопоставить рабочему "капиталистическую машину". Об одухотворенности труда он, конечно же, пишет, но в другом месте своих сочинений. В данном же случае  для него имеет значение только одна  сущность: "В системе машин овеществленный труд противостоит живому труду в самом процессе труда ... ". Это верно лишь в той степени, в какой всякой  вещи  противостоит  любая другая и не более.  Это идеалистическое противопоставление совершенно несовместимо с материалистической диалектикой. После этого по логике вещей должен следовать только призыв к уничтожению машин.

В заключение абзаца,  развивая свой подход (если это можно назвать развитием), Маркс говорит о превращении "живого труда - всего лишь в живой придаток этой системы машин,  в средство ее деятельности".  Продолжение  этой мысли естественно искать в фантастических романах о взбунтовавшихся роботах.

Тенденция капитала, состоящая в увеличении производительной силы труда и уменьшении необходимого живого труда, является важнейшей составляющей общественного прогресса. По существу она совпадает с научно-техническим прогрессом. При этом создается видимость того,  что овеществленный труд господствует над живым. Подчеркнем,  что это только видимость. Такое "господство" сегодня весьма очевидно, например, со стороны больших информационных систем. Здесь Маркс снова, как во многих других случаях, до некоторой степени прав. Но только до некоторой степени. Не трудно видеть, что в этом “господстве” состоит необходимая сторона. Подлинное же господство имеет над нами только природа. Взаимодействие с ней представляет собой нескончаемую череду проблем. Но человек всегда жил в условиях проблем, разрешал их, и вместе с этим прогрессировал.

Вполне определенная  тенденциозность  в трактовке Марксом исследуемых явлений без особого труда обнаруживается  везде  и всюду.  Характеризуя  главную  особенность развития производительных сил общества,  он пишет: "Овеществленная в системе машин стоимость выступает,  далее, как такая предпосылка, по отношению к которой созидающая стоимость энергии единичной рабочей  силы исчезает как бесконечно малая величина"[15].  

Очень хорошо, математически точно. Здесь вполне обоснованно привлекается понятие бесконечно малых величин. Под словом "энергия" здесь следует  иметь ввиду чисто физическую, а точнее говоря, мышечную энергию. Широкий смысл здесь не уместен, поскольку все сказанное не распространяется на интеллектуальную составляющую живого труда. 

И далее Маркс утверждает,  что "в продукте также исчезает всякое отношение к непосредственной потребности производителя, а потому - к непосредственной  потребительной  стоимости".  То есть, производитель, будучи в системе машин, производит как бы механически, машиноподобно, не предполагая собственной материальной потребности. Формально это тоже верно, но мысль не должна на этом останавливаться. Беды в этом нет, поскольку развитие труда вообще, его прогресс состоит в  развитии все большей опосредственности.  Предмет труда (а точнее говоря его результат) все больше и больше отдаляется от непосредственного производителя. А вместе с этим отдаляется и непосредственная потребность. Но в этом тоже нет трагедии. Например, заготовка летом продуктов на зимнее время  является заурядным делом, несмотря на то, что в этом процессе тоже нет “непосредственной потребности” производителя в летнее время. Таким образом, кроме простой констатации известного факта в приведенном высказывании ничего нет, и в связи с этим ощущаемая  скорбь не имеет причины.

Продолжая игнорировать  границы рефлексии,  Маркс во всевозможных выражениях повторяет идею о господстве  овеществленного труда  над трудом живым:  "Рабочий выступает как излишний ... , ... полное развитие капитала имеет место лишь тогда, ... , когда ...  основной капитал противостоит труду ..., ... тенденция капитала заключается в том,  чтобы ... непосредственный труд низвести до всего лишь момента процесса производства"[16].

Кратко все это можно охарактеризовать так: ”перевернуть все вверх ногами”, и Маркс это делает, прибегая к следующему хорошо известному приему: он формулирует заведомо истинное утверждение, а затем его абсолютизирут, идеализирует.  В результате этого истина изменяет сама себе, вместо истины выдается нечто совсем другое.  Этим методом он пользуется бесчисленное множество раз. Справедливости ради заметим,  что великое  множество  подобных случаев рассмотрено в известной книге Ленина "Материализм и эмпириокритицизм".

"Рабочий выступает как излишний ..." - это абсолютно верно в том смысле,  что машина для того и создается, чтобы замкнуться в круге своей рефлексии. В этом круге человек действительно “излишний”. Но благодаря этому человек освобождается для иной деятельности.  Это совершенно истинное положение Маркс представляет таким образом, что человек, якобы, оказывается излишним вообще.  Посредством данной спекуляции принципиально истинное утверждение Маркс совершенно сознательно превращает в ложное. Совершенно очевидно, что в данном случае главное значение имеет не научный фактор, который  предельно ясен, а моральный.

Машина не может возникнуть и существовать без человека,  а если она уже создана, то без человека она теряет всякий смысл, саморазрушается и исчезает, подчиняясь закону возрастания  энтропии,  и  как материальный предмет,  и как составляющая основного капитала. Без человеческой необходимости машина  не существует.  Он для нее и оправдание,  и необходимость. Поэтому “излишним” (в смысле Маркса) он быть никак не может.

Выражение "Присвоение живого труда капиталом"[17] тоже верно в смысле определения капитала,  так  как  благодаря этому присвоению он растет и развивается.  Но опять  это только момент. А поэтому процитированное суждение в целом создает  ложное представление,  поскольку  освещает  лишь сторону явления, явно упуская сущность.  Процесс не состоит только из "присвоения живого труда". Его сущность состоит в том, что он нацелен на удовлетворении общественной материальной потребности, на создание необходимых материальных благ.

Подобных высказываний правильных в частности, но ложных в более широком плане у Маркса весьма много.

"Таким образом,  - пишет он - здесь  определенный  способ труда  прямо  оказывается  перенесенным с рабочего на капитал в форме машины, и в результате этого ... его собственная рабочая сила обесценивается"[18].

Как это понимать ? Действительно “обесценивается”. Но о чем идет речь ?   Здесь два труда, но Маркс различать их не желает, специально создавая путаницу. Машина  создается именно для того,  чтобы освободить человека от рутинного труда и тем самым "обесценить"  этот  труд.  В  этом состоит  цель,  достижение  и прогресс.  О чем здесь "скорбит" Маркс ?  - догадаться не трудно. Он хочет сказать, что здесь, якобы, обесценивается  сам человек, и причина этого явления состоит в том, что способ применения машин является капиталистическим.

Другой труд, состоящий в изобретении и разработке машины, то есть труд ученого,  инженера и рабочего, создавших ее,  не обесценивается ни в малейшей мере. Маркс это умалчивает и огульно заявляет, что обесценивается, якобы, всякий труд. Это абсолютно ложное утверждение, после которого ничего не остается более, как пожалеть рабочего и решительно отказаться от всех машин и всякого социального прогресса.

И далее: “Вместо того, чтобы быть главным агентом процесса производства, рабочий становится рядом с ним"[19]. Верно.  И чуть ниже:    " ... труд выступает уже не столько как включенный в процесс производства,  сколько как такой труд,  при котором человек,  наоборот,  относится  к самому процессу производства как его  контролер  и  регулировщик"[20].    

Здесь   снова "скорбь", но по какому поводу ? Неужели, стоять рядом и контролировать - это хуже,  чем проливать пот и получать  ничтожный  результат?  Не трудно видеть, что вторая фраза опровергает первую. Именно став контролером и регулировщиком, рабочий стал “агентом процесса производства” в еще более существенном  значении, чем прежде. Такова суть, но признавать ее Маркс не желает.

Слово  "труд"  здесь  (и всюду) трактуется только как "живой труд" и никак иначе, несмотря на то, что у Маркса есть и другое понятие, которое в данном случае весьма уместно, - "машинный или мертвый труд",  о чем он как бы не помнит.

"Деятельность рабочего  ...  определяется  и регулируется движением машины, а не наоборот"[21].

Это совершенно ложное утверждение. Здесь имеет место диалектическое явление, но углубляться в анализ, что было бы совершенно естественно, Маркс не пожелал. Вместо этого он развивает идею о подчинении рабочего машине,  причем степень угнетения прямо пропорциональна мощности машины.

Продолжая  "логику" Маркса, уместно заметить,  что он является "рабом" своих ботинок,  поскольку левый ботинок нужно носить на левой ноге, а правый - на право. Как человек свободолюбивый он, вероятно, когда-то пытался игнорировать данное обстоятельство, но он нигде об этом не пишет. Очевидно, нарушать это условие нельзя, в этом случае тоже "деятельность человека определяется свойствами вещей". Но это мало беспокоит Маркса.  Здесь он, как и во многих иных случаях, делает истинное по форме утверждение,  но ложное по  содержанию, явно рассчитывая на простодушного читателя.  Безусловно известная ему диалектика формального  и  содержательного  совершенно упускается из виду.

Таким образом, есть все основания для следующего заключения. Автор "Капитала" фактически необоснованно утверждает, что существует  якобы  какой-то  специфический  "капиталистический” способ применения машин в общественном производстве.  И тогда, очевидно,  предполагается какой-то иной способ - “некапиталистический”,  на который он только намекает,  но никогда о нем не говорит. В первом томе "Капитала" этой теме посвящена 13-я глава. В ней он достоинства машин превращает в их недостатки.  В частности, он пишет, что применение  механической  силы  повлекло применение детского труда. Для убедительности Маркс приводит многочисленные свидетельства тяжелой жизни рабочих в условиях капитализма.  Все это совершенно верно. Но при феодализме основная масса людей вряд ли жила лучше. Как известно “все познается в сравнении”, однако эту мудрую мысль он как бы не помнит.

Применение детского труда на производстве свидетельствует, в частности, о том, что благодаря применению машин уменьшилась эксплуатация живого труда, поскольку физическая мощность подростка меньше мощности взрослого мужчины.

Благосостояние народа в любом обществе зависит прежде всего от  состояния производительных сил. А поэтому в феодальную эпоху, когда производительные силы находились  на  еще  более  низком  уровне, жизнь людей  была еще более тяжелой.  Это доказывает только то, что более благоприятные жизненные условия могут  быть  созданы только благодаря техническому прогрессу.  Фактор эксплуатации, конечно же,  здесь имеет место,  но он не может быть  устранен посредством "пролетарской революции".

В 3-м томе "Капитала" Маркс пошел  еще  дальше,  изобретя новое понятие:  "... средства производства в процессе капиталистического производства являются в то же время и  средствами эксплуатации ... "[22].

В строгом смысле момент эксплуатации в общественном производстве  существует всегда,  и не может быть исключен независимо от общественно-экономической формации.  Здесь необходимо уточнить понятие “эксплуатация”. Как известно, сущность не совпадает с явлением. Переоценивая явление и игнорируя сущность, Маркс превращается в идеалиста. Его выражение "средство эксплуатации" не отражает никакой сущности. Такое понятие науке не известно,  его не было ни до, ни после Маркса. Более того,  не существует и не существовало такой объективной  реальности, которая бы соответствовала этому выражению. Это чистейшей воды выдумка Маркса, причем абсолютно пустая. Она может быть полезной только в сфере политической демагогии.

Постоянно подчеркивая отчуждение  живого  труда в  общественном труде,  господство основного капитала над человеком-производителем, Маркс и сам приходит к тому,  что "  ...  капитал ... работает  над разложением самого себя как формы,  господствующей над производством"[23].

Замечательно! Здесь Маркс, как и во многих других случаях, возражает сам себе, и читателю ничего более не остается,  как присоединиться к этому возражению. Это его выражение  можно интерпретировать следующим образом - если капитал и является формой, господствующей над производством, то опять-таки только  как момент в рамках диалектического отношения. Это его господство относительно и условно,  подлинное же господство остается за человеком.  Машина и капитал здесь выступают в одном лице - капитал в форме  машины  и  машина  в форме основного  капитала.  Тождественность  здесь  имеет место также и в том,  что как то,  так и другое имеют смысл только в присутствии человека и не существуют без него.  Последнее обстоятельство - абсолютно.

В этом плане утверждение “капитал работает  над разложением самого себя” в указанном смысле просто гениально.

Маркс развивает эту мысль следующим образом. Над общественным производством господствует общественная потребность и над  капиталом  в  том числе. Развиваясь,  последний развивает и потребности,  снимая тем самым (недопуская,  точнее говоря) господство самого себя. Капитал, как всякая предметная деятельность, существенно изменяет факторы социальной среды, но его самость относительна. Точнее говоря, его самость всегда ограничена, поскольку всякая рефлексия как внутренняя, так и внешняя осуществляются в заданных пределах. Поэтому развитие капитала следует за развитием человека, им полагается и им же ограничивается.

Заметим, что качественная сторона труда,  то есть все то, что связано с категориями "конкретный  труд",  "потребительная стоимость", "качество",  развивается относительно медленно.  В каждый момент исторического времени эта  сторона  тождественна сама себе, актуальна и в полной мере соответствует потребности. Общество в своей большей массе в  полной  мере удовлетворено ассортиментом   и  качественной  определенностью производимых вещей,  удовлетворяющих текущую потребность. Производство принципиально новых вещей составляет необходимость лишь второго  рода.  В  противоположность  этому всегда ощущался недостаток количества вещей,  давно вошедших в наш быт.  Количественная сторона всегда была недостаточно развита, производимые  товары всегда были в дефиците,  и общество прилагало колоссальные усилия к тому,  чтобы преодолеть данное противоречие за счет природы и за счет сил природы.

Не трудно видеть, что абстрактный труд - это снятое количество труда,  это то,  чьей мерой является стоимость,  это та сторона труда, в которой отождествляются все виды труда с точки зрения всевозможных издержек. Только по отношению к абстрактному труду производимая стоимость пропорциональна  количеству субъектов труда и времени. Материальные затраты - вещество,  энергия, стоимостные затраты - в результате общественного производства превращаются в совокупность товаров. При этом экономический эффект дает именно абстрактный труд. Состояние экономики в каждый момент времени определяется прежде всего результатами общественного  труда,  выражаемыми в количественной мере. Последняя в конечном итоге определяется степенью  применения машин, отношением постоянного капитала к переменному.

Предпосылки всех этих явлений кладут начало тому новому общественному явлению, которое Маркс назвал “закон стоимости”. Только в условиях  интеграции, осуществляемой в рамках всего общества, возникает та мера труда, которая называется “общественно необходимая мера”.

Частный аспект  этой темы составляет проблему взаимодействия машины и человека.  В связи с этим уместно заметить,  что последний  всегда испытывал зависимость от  окружающих предметов и тем более от произведенных им же орудий труда и средств производства. Очередное диалектическое  противоречие  здесь состоит в том,  что человек всегда был ограничен социальными условиями, которые сам же и создавал в результате своей трудовой деятельности. Зависимость от машины представляет собой плату  за  социальный  прогресс.  Вообще существует бесчисленное множество условий, которым мы вынуждены подчиняться - физические,  биологические, социальные и т. д. Но подлинная проблема связана с тем, что изменения наступают очень быстро, и уже сегодня человек едва успевает не только  "подчиняться" новшествам, но даже замечать их.

Все эти явления философы обсуждали и во времена Маркса  и до него,  но это его мало интересовало, поскольку из этого широкого плана выпадает тема классовой борьбы и тема взаимоотношения труда (живого) и капитала в трактовке Маркса.      Машины - важнейший фактор социального  прогресса.  Работы Маркса о них  в "Экономических рукописях" (первый вариант “Капитала”) написаны в 1857-1859 годах, а первый том "Капитала" в последнем варианте вышел в 1872 году.  То есть, прошел значительный отрезок времени,  и Маркс фактически никак не изменил своего отношения к машинам. Точнее говоря,  политические интересы для него всегда имели доминирующее значение, и поэтому он явно игнорировал научную принципиальность. На протяжении всех этих лет все его усилия были направлены на то, как представить технический прогресс таким образом,  чтобы  убедить читателей в "эксплуататорской сущности" капитала.  Всю свою интеллектуальную мощь он сосредоточил на том, чтобы показать, что в условиях "капиталистического способа производства" машины являются эксплуататорами рабочих. На протяжении  многих лет он настойчиво искал "научные основания" тех положений своего учения, которые по существу являются ложными. И конечно же,  кроме изощренного софизма из этого ничего не получилось.

Таким образом, Маркс сначала дал определение машины, а затем “утопил” это понятие в трех других понятиях: “постоянный капитал”, “производительная сила” и “средства труда”. Все они имеют важное значение в политической экономии и философии как абстракции, отражающие важнейшие моменты объективной реальности. Постоянный капитал - это, в частности, машины. Однако это понятие является настолько широким, что оно объемлет все многообразие накопленного труда. У Маркса оно используется только для  того, чтобы особо противопоставить капитал постоянный капиталу переменному. Производительной силой он называет и человека, и вола, и машину. Последнюю он нигде и никак не выделяет, стараясь скрыть ту ее особенность, что она обладает способностью самодвижения и является субъектом абстрактного труда неограниченной мощности. Эта особенность несовместима с тем представлением о социальном прогрессе, которое Маркс пытается внушить “почтенной публике”.

Тема взаимоотношения  машины и человека не нова.  По мере развития техники все чаще и чаще возникает вопрос - а не может ли машина превзойти человека ?  Заметим,  что создавать машину имеет смысл только в том случае,  если она по крайней  мере  не уступает человеку  в каком-либо виде деятельности.  Механизмы, создаваемые в древности,  для поднятия тяжести  уже  позволяли осуществлять невозможное. В логическом аспекте машины способны выполнять свою функцию без ограничения. И подключаемая извне энергия природы, отождествляемая с полным основанием с бесконечностью,  качественно изменяет суть дела - результат, получаемый с помощью машины, тоже сопоставим с бесконечностью. В наше время механическая работа, совершаемая энергетическими машинами, во многие миллионы раз превосходит работу, совершаемую мышцами животных и человека взятыми вместе. А если иметь в виду работу над информацией, то здесь уместны только астрономические сравнения. Во второй половине ХХ столетия ученые неоднократно спорили о том, может ли машина превзойти человека в интеллектуальном  отношении? Вопрос особенно актуален в связи с тем,  что в конце столетия компьютер играет в шахматы на уровне чемпиона мира.

Обращаясь к этой "старой" теме заметим,  что как в основе движения машины,  так и в основе движения мысли лежит  рефлексия. Значение рефлексии трудно переоценить. Она вездесуща. Без нее невозможна жизнь и бытие духа.  Доказательство данного утверждения имеется в "Феноменологии духа" Г.  В. Ф. Гегеля. В частности, он показал, что анализ рефлексии может быть формальным  и  содержательным. Рефлексия может быть чистой абстракцией в одних условиях (например,  в математических исследованиях), и  рефлексией  всегда обуславливаются  явления самоорганизаци и жизни в других условиях. В этом следует искать различие между живым и неживым,  в тех условиях, в которых "пребывает" рефлексия, в ее свойствах.

Для машины  рефлексия  является  “положенной”,  помещенной в предусмотренные границы. То есть и ее условия, и все ее свойства  определены заранее и неизменны во времени.  В связи с этим она только бесконечный повтор,  "дурная бесконечность". Именно в  этом состоит ее эффективность. Существенным здесь является именно момент  положенности.  Его диалектика такова: без границ (ограничений) - рефлексия невозможна,  то есть,  они необходимы, но с другой стороны они непреодолимы ввиду положенности,  и значит   абсолютны, поскольку положенность тождественна себе. Что положено, то таковым и остается. Поэтому машина не может превзойти себя. Без  принципиальных ограничений машины не существует.  Поэтому она,  конечно же может и должна превзойти  человека,  но  лишь только  в частных проявлениях,  предусмотренных ее проектом.

Человеческая рефлексия тоже имеет конечные пределы. Без замыкания она тоже невозможна. Она тоже осуществляется в виде движения по кругу. Но в этом нет положенности. Круг время от времени разрывается, обогащается новым содержанием и замыкается вновь, реализуя поступательность прогресса. В связи с этим человек превосходит самого себя. В этом состоит его эволюция, и в этом нет ограничений.

Положенные границы - абсолютны.  В этом смысле машина  как  бы постоянно  находится в "непроницаемой оболочке",  за которой для нее - небытие.  Внешняя среда для нее существует лишь  как  источник энергии и источник разрушения. Причем, то и другое контролирует наблюдающий человек. Наличие каких-либо датчиков или сенсорных устройств принципиально ничего  не  меняет. Даже космический аппарат на поверхности Марса имеет  эти положенные ограничения  и функционирует только в пределах предусмотренного.

За этими  ограничениями  для  "умных машин" ничего не существует - ни среды,  ни пространства,  ни времени, ни цели. В отличие  от них живые системы обладают внешней рефлексией, не являющейся положенной.  Для них тоже существуют ограничения, но нет положенности, а поэтому любые ограничения являются относительными. Они преодолеваются в процессе диалектического снятия.

Благодаря рефлексии машина обретает способность совершать нужную человеку работу,  и таким образом, она является субъектом труда.  В третьем томе "Капитала" Маркс вполне справедливо наравне с термином "живой труд" употребляет выражения "машинный труд" и "мертвый труд".  В этой связи уместно поставить вопрос о разделении труда между человеком и машиной. И такое разделение труда существует. Его не существует только в работах Маркса.

К такому разделению органически ведет диалектика товара. Как известно,  товар имеет две стороны  -  потребительную стоимость и стоимость, которым соответствуют конкретный труд и абстрактный. Марксово выражение "абстрактный" в высшей  степени удачно, поскольку  речь идет об отвлечении от качества,  о тождественном самому себе труде,  о  его  количественной  стороне. Последняя создается количеством относительно простых движений, машинально, автоматически и определяет стоимость как суммарный результат.  В этом аспекте труда выравниваются все различия, усредняются все показатели.  Данная простота является результатом предельного  разложения хорошо освоенных форм труда, что дает возможность практически неограниченно увеличивать производительность труда  посредством  применения  животных и машин.

Чем абстрактнее  и  "механичнее"  становится человеческий труд, тем больше возможностей для человека  "изъять"  себя  из этого процесса  и  на место своей деятельности подставить “деятельность” технического устройства.  Машина реализует ту сторону отчуждения,  которая была связана с  "механическим"  применением  человека,  с  использованием его  в качестве "силы природы",  принимая на себя значительную долю "отчуждения труда"[24].

Каково же  взаимоотношение  человека  и  машины  ?  Здесь уместно обратить  внимание на то,  что в процессе развития общественного производства непрерывно шел противоречивый процесс интеграции и  разделения труда.  И с появлением машин эти процессы стали протекать еще более  интенсивно.  Творческая  деятельность человека посредством анализа всякий производственный процесс дифференцирует,  разлагает на элементарные  составляющие, сводит к конечной последовательности простых, легко реализуемых движений и процессов. С современной точки зрения это называется "разработать технологию".

Иначе говоря, аналитическая деятельность человеческого разума разлагает  предмет и снимает саму проблему анализа. Этот процесс завершается исчерпанием и себя, и предмета. Дальнейшее применение анализа становится невозможным. В результате этого  производство вещей из области творчества и высокого мастерства переходит в область рутинного труда,  который в конечном итоге становится массовым, поручается машине, составляет сферу абстрактного труда. Это происходит в полном соответствии с диалектикой конкретного и абстрактного.  То и другое находит здесь место,  уживается  рядом,  образуя  противоречивое единство.  Соответствующие  моменты противоречия здесь легко обнаруживаются посредством диалектического анализа.

Подчеркнем, что не машина обесценивает человеческий труд, как это хочет представить Маркс,  а аналитическая деятельность человеческого разума.

Дифференциация труда, начинаясь на идеальном уровне, сначала приводит к выделению и обособлению некоторых элементов  и затем далее к предельному их упрощению. Этот процесс в общественных отношениях имеет форму разделения труда и сопровождается редукцией интеллектуальной творческой составляющей. Но поскольку именно эта составляющая определяет  необходимость  присутствия человека,  то  по  существу этот процесс есть процесс освобождения человека.

До  сих пор кооперация и разделение труда рассматривались лишь с точки зрения содержания самого труда и  его элементов.  С некоторой долей условности можно сказать, что применение  машин  осуществляет  это разделение по "философской линии" - по линии двойственности его природы, разделяющей  конкретное от абстрактного. Конечно,  единство всех моментов диалектического целого сохраняется всегда, однако выделение двух составляющих труда, которые обозначаются соответствующими категориями, возможно не только в абстрактном плане.

Марксов конкретный  труд  - это живой труд,  который чаще всего бывает только индивидуальным,  создающий потребительную стоимость,  то есть стоимость качественных особенностей производимых вещей.  Главная проблема здесь состоит в том,  чтобы создать вещь впервые, в первый раз. Поэтому мера усилий и материальных затрат в этом случае значения не имеет.  Произведения искусства (даже не являющиеся шедевром) меры труда не имеют и оцениваются совсем не по труду.  Никакой общественно необходимой меры труда (термин Маркса) здесь нет и быть не может. Например,  стоимость художественного  произведения,  оригинальной программы  для  компьютера - неопределенно велики.  Речь идет о творческом труде.

И совсем другое дело - абстрактный  труд  (по  определению Гегеля и Маркса),  создающий стоимость и зависящий от всей совокупности производительных сил.  В нем усреднены усилия  всех субъектов труда. Их совокупный результат определяется исключительно материальными и физическими затратами, затратами времени, а также применением технологий  и методов труда,  получивших наиболее широкое распространение в обществе. Возникающая здесь интеграция выражается в  частности  в  законе стоимости.  При этом безусловно реализуются все качественные аспекты  производимых  вещей,  но они суть - многократные повторения.  Проблема производства качества здесь снята,  ее нет. Но есть проблема количества. Абстрактный труд обеспечивает именно количество, что и выражается в мере стоимости и в соответствующей пропорциональности.  Нет количества,  нет и стоимости.  А поэтому применение машин оправдано в полной мере.    

Таким образом, возникает форма разделения труда, согласующаяся с известными философскими категориями - человек производит потребительную стоимость и обеспечивает качество,  а машина соответственно  -  стоимость и количество.  Духовная деятельность человека обобщается в понятии "конкретный  труд",  а абстрактный труд воплощается в виде функции машины. Поэтому определения Гегеля и Маркса актуальны и современны.[25]

Формальная сторона обезличивает труд, обезличивает самого человека, т.е. в общественном труде и есть человек, и его нет, поскольку  нет конкретного человека, его роль ничтожна.  Но это та цена,  которую необходимо платить за социальный прогресс.  Поэтому диалектика содержательного  и  формального в значительной степени  раскрывает сущность труда. Или иначе говоря, сущность труда определяется противоречием между содержательным и формальным,  и гегелевская диалектика содержания и формы проливает здесь яркий свет.

Есть все основания полагать,  что благодаря применению  в производстве  в настоящее время средств автоматизации и компьютеризации описанные явления продолжают дальнейшее развитие. В связи с этим уместно вспомнить, что в 60-е годы в среде кибернетиков шла дискуссия на тему "может ли машина  мыслить"  и "может ли  искусственный  интеллект  превзойти естественный" ? Спор был прекращен после известного высказывания Норберта  Винера: "Отдайте же человеку -  человеческое, а машине - машинное"[26].

В наши дни это отношение возражений не вызывает.

Таким образом,  возможно, сам того не ведая, "отец кибернетики" в иных словах выразил идею Гегеля и Маркса о двойственной  природе труда,  проведя линию между трудом конкретным и абстрактным, между потребительной стоимостью и стоимостью,  между  качеством и количеством.

 Истина одна. И каждый гений, если он подлинный, с необходимостью обнаруживает одно и то же.

 

END

E-mail: wwjack01@ukr.net

В. Яцкевич